Александр Балабаш - Александр Македонский (история жизни и смерти)

Когда последний дом города остался за поворотом, солнце уже было довольно высоко. В воздухе улетучивалась прохлада, день предстоял жаркий.

Они поднялись на холм, Александр оглянулся. Вслед за ним обернулся и Гималай. С возвышенности открывался широкий вид на излучину реки, образовавшую пологую дугу с приютившимся в ней городом. Дома жались к маленькому речному порту. По мере удаления от реки кварталы разбегались в стороны, дома становились выше и богаче. Город утопал в листве деревьев, а на окраинах усадьбы были окружены садами. Вокруг лежали поля с еще незрелой пшеницей, на холмах и в оврагах зеленели рощи.

Когда-то город окружали крепостные стены. Но уже много лет в стране царил мир. И ни кому теперь не приходило в голову заняться их ремонтом. Постепенно город перерос стену. И теперь ее гранитные блоки, несмотря на многочисленные запрещения, служили бесплатным строительным материалом для людей, чей достаток не позволял им покупать новые камни в далеких горных каменоломнях и оплачивать их дорогостоящую перевозку. Впрочем, остатки этих стен, еще местами сохранившиеся и заросшие бурьяном, служили прекрасным местом для игр городским детям. В них жили ласточки, каждую весну возвращавшиеся в старые гнезда.

Вся внутренняя часть Македонии, окруженная горами, местами довольно высокими, была мирным краем, провинцией. В городках люди занимались ремеслами. Сельское хозяйство было развито повсеместно, составляя немалую часть тех товаров, которые потом через горные перевалы доставлялись в столицу, питая двор Правителя. Большая же их часть, грузилась на корабли, служа предметом торговли с другими странами, имеющими порты на побережьях Восточного моря. Кроме того крестьяне разводили коров, коз и овец.

— Смотри, — сказал Александр, вон там, возле двух высоких тополей место, где я собирался порыбачить. Мне показал его три дня назад Егерест. В тот раз мы наловили неплохих окуней. Могли бы и больше, но приближалась гроза, и нам пришлось уйти. Отец Егереста уверял, что в заводи живет старый огромный сом. Если я его поймаю, то попрошу Учителя помочь сделать из него чучело.

Гималай кивнул, он не был большим любителем рыбалки, зато был лучшим учеником. Умный и прилежный он большую часть свободного времени проводил за чтением книг. Кроме того, в праздничные и базарные дни помогал в лавке отцу. На рыбалку и прочие забавы у него не хватало времени, чем он не сильно огорчался. Часто Учитель ставил его в пример другим ученикам, что рождало ревность. Однако побить его не находилось желающих, отчасти из-за его отца, входившего в городской совет, да и сам он был малым неслабым.

Знаешь, — сказал Гималай, — Это селение, куда мы идем, называется Гордием. Красивое, по моему, название. Я слышал от отца, там есть ручей. В нем ловят самых крупных форелей в нашей округе. Возможно, это компенсирует тебе сегодняшнюю неудачу. Еще, рубашки там украшают вышивкой. В нашей лавке всегда есть несколько. Их часто покупают молодые крестьяне для своих невест.

Мир, в котором живут люди, вместе с добром заключает в себе и зло. Школа развивала в своих учениках заложенную в людях способность предугадывать опасность и бороться с ней. Это были чувство и сила, которые помогали Учителям защищать города и деревни от зла, принимавшего разные формы.

Существовало несколько различных течений и подходов к проблеме. Были школы, которые вменяли себе в обязанность бороться даже со случайным злом. Таким, как несчастный случай, оплошность и халатность. Они утверждали, что все это — проявления всеобщего зла, такие же, как убийство и воровство. Были известны несколько крайних экстремистов, не считавших смерть неизбежным законом вселенной, а лишь замыкающим звеном в порочной цепи злых поступков каждой из живущих в этом мире тварей. Их стремление преодолеть закон смерти приводило порой к печальным и смешным последствиям. Впрочем, эта ересь была единогласно осуждена всеми представителями школ, а из последовавших ей остались лишь единицы.

Путь им предстоял неблизкий. Во второй половине дня местность стала меняться, холмы стали площе, рощицы между полями занимали все большее пространство, сливаясь друг с другом и становясь настоящим лесом. Они продолжали путь в глубь страны, два раза останавливаясь для отдыха и еды. Под вечер, проходя одно из ставших редкими селений, они разговорились с разбитной молодой крестьянкой.

Она стояла одна, прислонясь к стойке приоткрытых ворот, и сонно грызла семечки, сплевывая шелуху в пыль. Улица была пустынна. Ветерок играл мелким песком и обрывками тряпья, крутя их в микроскопических торнадо, периодически возникающих и исчезающих.

Поздоровавшись, они попросили воды. Она нехотя оторвалась от стойки, ее взгляд скользнул по их лицам. Видимо, молодцы приглянулись ей, она улыбнулась и скрылась за створкой ворот.

— Вот, — сказала она, вскоре вернувшись — Попейте молочка, а хлеб и сыр возьмите с собой. А то оставайтесь, ведь ночь на дворе. На сеновале у меня переночуете. В лесу-то нынче опасно стало.

— О какой опасности ты толкуешь? — спросил, насторожившись, Гималай.

— Да разное всякое. Люди пропадают. Вот недавно лесник пропал. До чего ушлый был мужик, а гляди ты, тоже не уберегся.

— А чего он пропал-то, может зверь какой задрал?

— Да какой там зверь, его самые матерые медведи стороной за пол-километра обходили.

— Останемся на сеновале? Как думаешь, Александр?

— Что нам, в первый раз в лесу ночевать? Спасибо тебе за молоко и хлеб. Мы, пожалуй, пойдем, поищем место, а то и правда темнеет.

— Ну как знаете, — С досадой сказала крестьянка и ушла в дом, захлопнув ворота и закрыв их на засов.

Так же как и прошлым вечером Александр ощутил тревогу. Только теперь чувство было отчетливей и ближе к сердцу. Ночь застала их недалеко от места, в которое они направлялись. Назавтра ближе к полудню они рассчитывали выйти к деревне. И хотя он не очень доверял словам этой молодки, им следовало быть настороже.

К Гордию он вышел на следующий день, гораздо позднее, чем рассчитывал. Он потратил много времени, хороня Гималая и блуждая по лесу. Александр был измучен бессонной ночью и не решился сразу же войти в деревню. Чувство опасности, как раненая птица, не переставая, билось возле сердца. Снова и снова он переживал события этой ночи, то коря себя за неосмотрительность, то досадуя на судьбу, понимая, что в сущности он мало что мог изменить. У него не было ни сил, ни желания думать о том, что ждало его в этом селе. Он сошел на обочину, лег на траву и стал смотреть в затянутое серой пеленой небо, потом закрыл глаза.

Уже в темноте они вышли на поляну с серебристой травой. Без труда насобирали веток и разожгли костер. Его дым не заглушал теплых ароматов леса. Пахло грибами, хотя время их буйного размножения еще не пришло.