Лейн Бросс - Судьбы

Коринфия просто уколола кончик своего пальца и аккуратно, не спеша, положила нож рядом с ним, затем провела рукой над его ладонями и позволила капле крови упасть в воду.

Затем сложила свои руки под его ладонями. Его кожу покалывало, будто сквозь нее пустили слабый электрический заряд. Он всматривался в поверхность воды, но ничего не происходило.

На лбу Коринфии выступили капельки пота, её дыхание стало прерывистым.

По воде пробежала зыбь, как по поверхности крошечного озера, и, наконец, появился образ Жасмин. Она по-прежнему лежала внутри цветка, но теперь в ней произошли изменения. Под кожей синюшного оттенка стали видны толстые вены. Его желудок перевернулся.

Коринфия вскрикнула и резко упала вперёд. Люк выпустил между пальцев воду и поймал девушку прежде, чем она упала бы на землю.

Ее трясло. Он чувствовал, как дрожь сотрясает ее.

— Коринфия? — Резко запульсировала кровь, барабанной дробью отдаваясь в ушах. Он обнял её, энергично растирая ей руки.

Её глаза раскрылись и медленно сфокусировались на нём. Она покачала головой.

— Мне очень жаль, — прошептала она. — Было трудно её найти.

Ужас просочился в его мозг:

— Это нехорошо, верно?

— Я могу увидеть живых, но… — она не закончила, и он не мог знать наверняка, что она имела в виду.

Жас умирает.

Люку захотелось вскочить и в ту же секунду припустить вниз по склону в темноту. Захотелось разобрать всю вселенную по кусочкам, пока он не найдёт её. Но он знал, что это было бы идиотской — смертельной западнёй. Его руки налились свинцом. Он не спал почти двое суток. Всё, что ему было нужно — это несколько часов сна.

Потом он найдёт её. Найдёт и спасёт.

Неважно как.

Задыхаясь, Коринфия проснулась. Это происходило уже дважды за две ночи. Раньше она никогда не спала, ни как Исполнитель, ни как Ангел Судеб. Сон никогда не был ей нужен.

Что это значило? Во что она превращается?

Ей не было знакомо смутное состояние пробуждения, оно слишком её дезориентировало, словно к ней возвращались обрывки сна, переплетённые и смешавшиеся с событиями прошлой ночи:

Руки Люка на ее талии, а затем в волосах. Глаза Люка, глядящие в её. Их губы, почти соприкасающиеся. Жар их тел, согревающих все вокруг. Затем они оба, стоящие на деревянном пирсе, бесконечно протянувшемся в обоих направлениях через океан теней. Глядящие в ночное небо. Росчерк падающей звезды во тьме. Смех Люка. Еще одна падающая звезда… а потом еще, и еще. Поток падающих искр превращается в ливень. Рушатся созвездия. Пирс загорается, отрезая им путь, заставляя нырять в океан, где Образы в мольбе протягивают свои конечности. Ослепительный огненный дождь. Затем звезды превращаются в фары, которые мчатся прямо на Коринфию.

Автомобиль директрисы Сильвии. Уход Люка. Сильвия злобно ухмыляется, обнажая один длинный острый зуб, как у Миранды.

— Чего здесь смешного? — Собственный вопрос Коринфии раздаётся эхом в её голове.

Ухмылка Сильвии:

— Я не одна за рулём.

В окне дико пляшет Святой Иуда. Коринфия опускает глаза — руль в её руках. Пытается свернуть в сторону.

Затем момент удара: внезапный, визжащий, страшный. Толчок разбудил её.

Оба светила были уже высоко над горами. Под головой сложенная куртка Люка, а от валуна, подле которого лежала Коринфия, совсем немного тени. На лбу выступил пот. Она медленно села, пытаясь оценить степень головокружения.

Не слишком плохо.

Прислонившись к валуну, девушка огляделась:

«Интересно, куда ушёл Лукас? Его не было рядом — должно быть, он пошёл поискать чего-нибудь съестного».

У неё никогда не было потребности во сне, но вчера вечером желание спать было слишком велико, чтобы с ним бороться. В течение их вчерашнего путешествия ей удалось незаметно получать небольшие дозы энергии от Люка каждый раз, когда он прикасался к ней. Она не могла получить энергию от сухой мертвой местности и была вынуждена использовать его.

Это заставляло чувствовать себя виноватой.

Ещё одно чувство, которого она никогда прежде не испытывала.

Это неважно, что она использовала его, чтобы добраться домой. Что она сплела из него немного силы, чтобы продолжать идти — она взяла так мало, что он и не должен заметить. И, в любом случае, невозможно выкачать из живого существа всю его жизненную энергию. По крайней мере, насколько она знала. Она могла лишь нащупать контакт, почувствовать его и использовать излишки его энергии. Этого было едва ли достаточно, чтобы она смогла просто стоять. Чтобы выполнить свою задачу, сил точно не хватит. Но она надеялась, что этого будет достаточно, для того, чтобы хотя бы добраться домой, где она сможет исцелиться полностью.

Но он ушёл, и она чувствовала нехватку энергии в своём теле. Она чувствовала хрупкую, измождённую — изношенную оболочку.

Когда он попросил показать свою сестру, это отняло почти все ее силы. Но она хотела дать ему это, как подарок, чтобы показать, что она не монстр, чтобы показать, что может делать и прекрасные вещи, а не только ужасные.

Она хотела, чтобы он понял.

Её заботило, как он о ней думал.

Костёр выгорел, остались лишь потухшие угольки. Тут она заметила несколько слов, нацарапанных на плотном слое грунта. Коринфию затрясло, когда она поднялась на колени.

— Не ходи за мной.

И дальше, как бы машинально:

— Мне очень жаль.

Грудь сдавило, и она вдруг почувствовала, что не может дышать. Она пощупала рубашку, чтобы убедиться, что медальон на месте.

Пропал!

И так же быстро затопивший её гнев сменился шоком, прогнал все остальные чувства. Он забрал медальон. Украл его.

До тошноты засосало под ложечкой. Он обманул ее. Вчера вечером он открылся ей, и в свою очередь она рассказала ему вещи, которые не должна была говорить. О том, что она делала, и откуда она была.

Всё это было подстроено. Успокоить ее, чтобы ослабить бдительность, дождаться, когда она уснет, и тогда можно будет украсть медальон и бросить её.

Коринфия накинула куртку на плечи и встала во весь рост, покачиваясь от слабости, но подпитываемая гневом. Тропа, которой они шли вчера, вилась вниз по скалистому склону. Коринфия пустилась рысцой, наполовину ослепшая от ярости. И ещё какого-то чувства, для названия которого у неё не нашлось слова. Это было похоже на падение назад. Беспомощное и неконтролируемое.

Но потом это слово пришло — предательство.

Планировал ли он это с самого начала — бросить её в трудную минуту одну, там, где никто ей не сможет помочь?

Не смотря на то, что она лежала рядом с ним всю ночь, она едва набрала достаточно энергии, чтобы подавить яд шершней на несколько коротких часов. Пока брела вниз по склону, она чувствовала, как он бурлил в её крови. Горячий и густой, медленно отравляющий её, сковывающий дыхание, отнимающий у неё силы. Её руки и ноги, казалось, наполнились свинцом, и она споткнулась, упала, бранясь, когда острые камни поцарапали её ладони.