Джордж Бейли - Рыжая Соня и кладовые тьмы

В то лето гирканец начал уважать Севера. Проиграть в поединке Вожаку он не считал зазорным. К тому же и проиграл он, едва поначалу не выиграв...

— Мы добудем Паука,— продолжала тем временем Халима.— Опасности никакой,— объяснила она.— У меня с собой ловушка. Твои люди должны всего лишь войти в пролом и отыскать паутину. После этого я сама поймаю его. Мы вернемся с победой,— пообещала колдунья,— а ты получишь давно заслуженные тобою почести!

Сказав это, она увидела, как на лицо ее друга вновь легла тень озабоченности, и едва не взвыла от ярости. Неужели Разара права в своей нелестной оценке? Да что же такое случилось, что она даже мужчину не может заставить сделать то, что ей нужно!

— Быть может, все-таки не стоит торопиться? — спросил он, став неожиданно серьезным.— Мне ничего не известно, ни о троне Крови, ни о Черном Пауке. Зато я знаю, что свой путь мы прошли до конца. И не наша вина, что, кроме золота, на нем ничего не сыскалось. Мы и так потеряли больше половины людей,— напомнил он,— и если вернемся живыми, одно это станет немалой наградой. К тому же ничто не мешает нам спуститься снова, но уже зная, что нас ждет здесь.

— Но время,— чуть ли не простонала Халима.— Мы ведь не сможем скрыть своего возвращения! Неизбежно придется ехать в Логово с докладом, а докладывать-то не о чем!

— Зато к новому спуску мы подготовимся лучше,— равнодушно ответил Кучулуг, и Пифия поняла, что все ее доводы не показались ему убедительными.

Некоторое время она задумчиво смотрела на него, и гирканец ожидал, что сейчас последует вспышка гнева, к чему за время совместной жизни успел привыкнуть. Он знал, что выплеснув злость, она вновь обретет способность трезво оценивать факты, но вспышки так и не последовало.

— С тех пор как мы повстречались, ты сильно изменился,— медленно проговорила Халима, пристально глядя ему в глаза и с раздражением осознавая, что ее простодушный друг вовсе не так простодушен, как ей казалось до сих пор.

— Это верно,— кивнул он, чувствуя, что разговор свернул в непривычное русло и грозит непредвиденными последствиями.— Раньше я был' молод, силен, беспечен и зол,— с усмешкой заметил он.— Сейчас я все так же силен, хотя и стал старше на пять лет. За эти годы я избавился от злости, и, уходя, она прихватила с собой беспечность. Мне кажется, что я стал умней и осмотрительней,— без тени обычного самодовольства закончил он.

Выслушав его, Пифия даже удивилась, насколько верно сумел он разобраться в самом себе, но это вовсе не обрадовало ее.

— Ты стал болтлив и трусоват,— зло усмехнувшись, возразила она.— Впрочем, можешь называть эти качества рассудительностью и осторожностью. Но запомни одно: я сейчас не спрашиваю твоего совета. Я приказываю!

— Слушаюсь, госпожа,— ответил Кучулуг, и улыбка сошла с его лица. Он побледнел, но не от страха, а от едва сдерживаемой ярости, но Халима лишь кивнула удовлетворенно.— Когда, ты считаешь, я должен отправить людей?

— Немедленно,— не задумываясь, сказала она.— Пусть идут в проломы и ничего не опасаются: я буду следить за ними.

Гирканец кивнул и отправился к своим людям, раздраженно выкрикивая резкие приказания, которых никто не осмеливался ослушаться. Через несколько мгновений десять человек направились к зияющим в стенах дырам, про себя посылая Пифии самые черные проклятья, но ни словом не рискуя воспротивиться вслух.

Восемь оставшихся обалдело смотрели, как колдунья вышла на расчищенное пространство, сбросила с себя плащ, за ним — кольчугу и без тени стеснения уселась нагишом в бесстыдной позе на расстеленном одеяле. Взгляд прекрасной женщины уставился в никуда, и ее явно не смущали голодные глаза стоявших рядом мужчин.

— Что уставились, выродки шакальи?! — рявкнул на них гирканец, выходя из себя.— В круг и лицом наружу! А если кто обернется...

Он не договорил, но каждый и без того знал, что Кучулуг тяжел на руку и скор на расправу.

Халима же и думать забыла обо всем. Ее удивительная воля одним мгновенным усилием отгородила колдунью от окружающей действительности, до предела обострив восприятие иного мира. Ее сознание медленно двинулось за уходящими ратниками, сопровождая одновременно и каждого в отдельности, и всех вместе. Этот странный мир, где любой камень жил своей собственной жизнью, всякая тень хранила память отбросившего ее существа, давно стал привычным' для колдуньи местом. Она плавно перемещалась следом за людьми, не обращая внимания ни на что.

Халима чувствовала страх каждого из скрывшихся в мрачных недрах Лазутчиков, но не испытывала и тени жалости, когда то один, то другой из них попадали в расставленные подземными жителями ловушки и гибли. Она видела, что двое, сами о том не догадываясь, направились к Черной Паутине, и одно это оправдывало любые потери. Вот первый из них приблизился к переплетению невидимых нитей мрака и конвульсивно задергался, запутавшись в липких путах, от которых, она знала это, спасения нет.

Несчастный не мог ни позвать на помощь, ни предупредить других криком, и это радовало, потому что чуть со стороны, по другому ходу, к паутине уже приближалась следующая жертва. Колдунья видела, как непроницаемо черный сгусток тьмы, порожденный мрачной волей Темного Властелина, медленно пополз к угодившим в ловушку жертвам, которые не видели, но чувствовали ее приближение. Пифия ощутила волну их предсмертного ужаса и засмеялась тихим счастливым смехом.

Прекрасно! Скоро тварь выпьет их никчемные жизни и заснет долгим сытым сном. Тогда и она сможет спокойно пойти по их следу, чтобы посадить в ловушку спрятавшегося в кокон тьмы Паука.

Далеким краешком сознания Пифия отметила, что еще на двоих ратников напали, и те начали медленно отступать по направлению к залу, ведя за собой орду преследователей, но это ее не интересовало. Через несколько мгновений боковым зрением как нечто несущественное она отметила, что нападавшие хлынули в зал.

— В круг! — взревел гирканец, выхватывая огромный меч, хотя и понимал, что никакого круга не получится. И все-таки он надеялся, что, быть может, каким-то чудом сумеет защитить любимую женщину.

«Какой уж тут круг, когда их всего десять»,— холодно отметила про себя колдунья.

И все-таки этот десяток обреченных ощетинился мечами и прикрыл ее нагое тело щитами, словно несчастные стремились защитить даже от взглядов чужаков.

— Халима! Очнись! — вскричал Кучулуг, яростно сокрушая врагов направо и налево, но она не торопилась откликнуться на зов.

Она желала удостовериться в том, что все прошло гладко, а это требовало времени.

Лишь на миг отвлеклась она от созерцания агонии несчастных, чтобы закрутить вокруг своего тела невидимую глазу, но несокрушимую Скорлупу Тьмы, и вновь воспарила над миром.