Елизавета Дворецкая - Лес на той стороне, кн. 2: Зеркало и чаша

Стараясь отдышаться, смоляне миновали то место, где беглянка отдыхала, и подошли к подножию холма. Никаких ворот и крепостных стен здесь не было, но взять оттуда кого-то силой они не могли – ведь боги для всех земель одни, а они не потерпят такого оскорбления.

– Ну, пойду, попробую поговорить, пока не опомнились. – Зимобор пригладил волосы, запихнул под шапку буйные кудри, отросшие за время поездки настолько, что уже завешивали глаза, если не перевязать ремешком.

– Один пойдешь? – спросил Судимир. – А вдруг их там много?

– Кого? Старух? Жриц может быть с десяток, вон какую хоромину взгородили. Но не побьют же они меня!

Зимобор пошел вверх по тропе, по единственному следу на снегу. Минуя столбы в проеме вала, он честно поклонился и попросил у хранителей святилища позволения войти, чтобы вернуть свою честно взятую добычу.

Хранители не возражали.

Длинные хоромины для пиров были закрыты, темны и пусты. От них веяло жутью – сейчас там никого не было, но казалось, что кто-то есть. Зимобор вспомнил Ярилину гору, на которой ему случилось побывать купальской ночью, призрачный пир, гремевший в такой же вот хоромине, стоявшей на Той Стороне. Тогда еще ему явилась Мать и помогла советом…

И Зимобор почти забыл, зачем идет сюда. Вдруг показалось, что в этом святилище далекой земли, глухой зимней ночью, когда грань Той Стороны кажется маняще и пугающе близкой, он узнает что-то очень для себя важное – что-то такое, чего ему не хватает и без чего он не достигнет своей цели.

И почему девчонка привела его сюда этой ночью? Какой дух оживил ее резвые ноги и заставил проложить след именно в это место?

Перед проемом внутреннего вала Зимобор задержался и сосредоточился. Здешние стражи были сделаны в образе женщин – в дереве были вырезаны груди, полные, как дождевые тучи. Внутренне святилище было посвящено Рожаницам, Макоши и ее дочери Ладе, и мужчине, зачем бы он ни явился, надлежало вступать сюда с трепетом перед той вечной женской тайной, которая одних притягивает, других отталкивает и пугает, но никому не дается в руки.

Где-то внутри скрипнула дверь, блеснул огонь. Зимобор прошел за ворота между двумя деревянными хранительницами. Прямо перед ним была сама площадка святилища – жертвенник, вымощенный камнем и заботливо очищенный от снега, а за ним девять богов, расставленных в определенном порядке. По бокам жертвенника – Род и Макошь, за ними вторым рядом остальные – Перун, Леля, Сварог, Лада, Дажьбог, Стрибог, Велес.

Идол Лели был покрыт белым покрывалом – зимой она находится в подземных владениях Велеса. Идол Макоши был покрыт черным – зимой ее имя Марена, и к миру она повернута своей темной, смертной стороной.

Зимобор видел много разных святилищ в разных землях, но никогда и нигде молчаливые фигуры богов и богинь не производили на него такого сильного впечатления, как сейчас, – озаренные луной, посреди засыпанного снегом безмолвного пространства, на котором нет человеческих следов.

По сторонам, ближе к воротам вала, были расположены жилища жриц – обычные избушки с коровьими черепами на коньках крыш. Избушек было три или четыре. Возле ближайшей виднелась какая-то фигура с факелом в руке.

– Кто нарушает покой Макошиного дома в такой неурочный час? – раздался оттуда спокойный женский голос.

– Зимобор, сын Велебора, смоленский князь! – ответил гость. – Не гневайтесь, хозяева, что незван пришел, нужда привела.

– Что же у тебя за нужда? – отозвалась женщина. – Здесь никому в помощи отказа нет, когда бы ни пришел и кто бы ни был. Но только и зла никакого чинить никому здесь богами не дозволено!

– Что же я, дикий, что ли, совсем, вежеству не учен? – ответил Зимобор. – Не сделаю я никому зла, выслушайте меня только.

– Заходи, – разрешила женщина.

Она открыла дверь, осветила факелом порог, пропустила вперед Зимобора, потом вошла сама. Миновав сени, он оказался в клети. Здесь его ждали, сидя на лавках, три женщины – одна старуха, одна молодая и третья – беглянка. Хозяйки, как видно, поднятые со сна, были одеты в рубахи и закутались в плащи, чтобы не мерзнуть в полуостывшей клети. Волосы у даже у старухи были распущены – это означало, что они не имеют семьи и детей и посвящают себя только служению божеству.

Увидев Зимобора, беглянка приняла особенно гордый, даже надменный вид, и заметно было, что от искушения торжествующе показать ему язык ее удерживает только почтение к священному месту. Теперь он мог смотреть на нее сколько угодно, но взять ее было не в его власти. За ним стояла большая дружина, а за ней – несколько женщин, и все же ее защищала высшая сила, которую не одолеть никакому войску. Если бы здесь Зимобор причинил ей какой-то вред или хотя бы взял за руку без ее согласия, то и он, и каждый из его людей мог бы отныне считать, что проклят собственной матерью.

Вошедшая вслед за ним женщина средних лет вставила факел в кольцо на стене, сняла полушубок и сказала, обращаясь к старухе:

– Вот, матушка, гость наш неурочный. Князь смоленский, Зимобор Велеборич. Говорит, что привела его к нам великая нужда, а какая, то сам расскажет.

– Здоров будь, Зимобор Велеборич, если не со злом пришел. – Старуха кивнула. – Слышали мы, что явился ты на наши земли, на Жижалу-реку, с большим войском. Детей наших растревожил, искать спасения заставил. Чего же от нас хочешь? Смотри – боги везде одни, если обидишь дом Макоши, дом Рода на Жижале-реке, то и твою землю Род и Макошь благословения лишат.

– Не хочу я делать зла ни дому Рода и Макоши, ни Жижале-реке. Я пришел забрать вот эту девицу. – Зимобор кивнул на свою беглянку. При этом на ее лице отразилось возмущение: ишь, чего захотел!

– И как же ты думаешь ее забрать, если она вольная девица, вольных отца и матери, здешнего, жижальского корня? Здесь, в доме Макоши, она сама вольна решать, пойдет с тобой или нет, и никто ей приказать не может, – спокойно ответила старуха.

– Может, – сказал Зимобор. – Сама богиня и может ей приказать. Если богиня укажет, что ей угоден я и все мои желания, ты сама девицу со мной отпустишь, мать.

– Хочешь, чтобы я спросила богиню-мать?

– Да. Вот смотри, кто со мной пришел. – Зимобор вынул из-за пазухи венок.

Жрицы глянули на венок из засохших ландышей и переменились в лице. Они догадывались, что это может означать. А старшей жрице за ее долгую жизнь даже случалось видеть похожие венки, которыми одаривали своих избранников лесные вилы. По растению, из которого был свит венок – из березовых или ивовых ветвей, из велес-травы [13], из кувшинок, – можно было определить, кто его подарил. Но ландыш был посвящен младшей из Вещих Вил, и такого венка старшая жрица еще не видела.

– Дай воды. – Она кивнула женщине, и та вынесла из чулана большой глиняный сосуд с широким горлом.