Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых

– Ты боялась? – Князь удивился. – С чего вдруг? Убьет, дом захватит! Вот навыдумывала! Со скуки, что ли? Да разве Лют когда на мой дом покушался? И разве сродники молчать будут, если что? Не в лесу, чай, в роду живем!

– А откуда ты знаешь, что он там думает, в лесу? И что скажут твои сродники – он может их зачаровать! Я двадцать лет живу среди угрян и все не перестаю изумляться вашим обычаям! Позволить своему старшему сыну, первому наследнику, набрать собственную дружину и жить с ней в лесу, не на глазах у отца, но достаточно близко, чтобы примчаться сюда когда угодно! Как можно дать одному из сыновей такое сильное оружие против других братьев и против самого отца! Ты умен, но иногда беспечен, князь. И если ты сам этого не понимаешь, то я должна сказать тебе. Я боюсь и за тебя, и за себя, и за… Ах, мой бедный сын! – Замила снова поднесла руку ко рту, сдерживая слезы.

– Да что, будет тебе! – с неудовольствием отозвался князь. Он устал и хотел поскорее заснуть, а жена мешала ему своими разговорами и несвоевременными тревогами. – Испокон веку парни в бойники уходили. А что старший сын княжеский или младший брат – их вожак, так то нарочно делается, чтобы бойники князю не вредили, а помогали. Родовой закон тому учит. Ты бы знала, как в прежние времена Ярилины волки с волостью воевали – и веси грабили, и скотину угоняли, и девок уводили! Потом рода на них с топорами ходили. А теперь ряд у нас положен, и мирно живем.

– И они всегда выполняют свой долг? – Княгиня подняла красивые черные брови, намекая, что вовсе в это не верит. – И никогда не бывало так, что этот сын или брат, вместо помощи, приносил князю смерть?

– Ну… Бывало, что уж… – поневоле признал князь. – Все бывало. Власть – она такая вещь… Но чтобы Лют – я не верю.

– Напрасно! Ты забыл, чей он сын? Он – сын колдуньи…

– Волхвы!

– Какая разница? Он – оборотень, он не человек, и как ты можешь знать, что у него на уме? Он считается сыном бога, и многие сомневаются, что он имеет право стать князем. Он знает, что если он хочет власти, то ему придется захватывать ее силой!

– Зачем захватывать? – Князя стал раздражать этот неприятный разговор. – Он – старший. Все после меня ему по праву достанется, если угряне его не отвергнут.

– Ему? А Хвалису? А моего сына ты хочешь оставить без наследства?

– Ах, чтоб тебя!

Этот разговор повторялся не один раз и надоел князю – он любил Хвалислава и заботился о его будущем, но сейчас ничего не мог для него сделать и даже ничего пообещать его матери.

Но со своим старшим сыном он все же решился поговорить, хотя не совсем о том, о чем говорил с Замилой. В один из последних дней все отъезжающие получили от князя приглашение на пир, где старейшины намеревались принести жертвы для легкой дороги и успехов всего задуманного. Когда сродники и гости уже крепко приняли и пели нестройным хором «Как летал, летал сокол», князь Вершина, почти не пивший, знаком позвал Лютомера за собой. Выйдя во двор, князь и тут не остановился. Не спеша, словно желая подышать прохладным воздухом после душной дымной братчины, он вывел своего наследника на берег Угры и еще прошелся немного. Вокруг расстилалась душистая ночь ранней осени, в вышине сверкали особенно крупные, яркие звезды. Было тихо, и от этой тишины и шири почему-то особенно остро ощущалась преемственность поколений, живших здесь прежде и живущих теперь, как будто это сами предки смотрели сверху глазами звезд.

Лютомер молча, неслышно ступая, следовал за Вершиной. Он чувствовал, что отец хочет задать ему какие-то вопросы, и невольно тревожился. Все в роду ощущали смутное беспокойство, ожидание каких-то неприятных перемен, то ли войны, то ли раздала, и тем более остро это все ощущал Лютомер.

– Так что… – начал наконец Вершина и запнулся, как будто сам не знал точно, о чем он все-таки хочет спросить. Разговоры с Замилой не шли у него из ума. И хотя он не был склонен разделять ее беспокойства и подозрения, эти разговоры выявили для него одно важное обстоятельство, которое он наконец хотел прояснить. – Так что ты насчет невест… Если у Бранемера есть… Ты вообще в род возвращаться собираешься?

Князь повернулся к Лютомеру, глядя в лицо своему наследнику при свете звезд, и продолжал:

– Я все думал, ты парень молодой, успеешь еще. А тут мать приходила, сказала, что тебе двадцать шестой год идет – а я и не заметил! Вон, Братога на шесть лет тебя моложе, а у него сын трехлетний! Если ты так и намерен навек в лесу остаться – скажи, я буду знать, что… – Он запнулся, потому что в этом случае дела запутывались. – Буду знать, что у меня наследника… Чего ты ждешь? Сынок, скажи, не томи! – вдруг взмолился он.

– Я жду… – вымолвил Лютомер. Он нередко чувствовал себя и много старше, и мудрее собственного отца, но все-таки это был его отец, старший в роду. А к тому же Лютомер видел в его душе искреннюю тревогу и настоящее желание понять его, и не мог уклониться от ответа. – Я жду, пока Лютава найдет свою судьбу. А пока она не найдет, я не могу ее оставить.

– Но чем она-то тебе ме… – начал князь, которому в свое время наличие незамужних сестер ничуть не мешало взять и одну жену, и вторую, и третью.

Но тут он кое-что понял. Вспомнились уклончивые намеки сродников, какие-то мелочи из собственных наблюдений, на которые он никогда не обращал внимания. А еще вспомнилась первая жена, Семилада. Это была загадочная женщина, которую он и тогда, живя с ней, плохо понимал и втайне опасался. И дети, рожденные от нее, были такими же странными, загадочными существами – если не больше. Эти двое жили не здесь и не сейчас, а в том загадочном пространстве Леса Дремучего, Леса Праведного – страны, где обитают боги и предки. Там все не так. И там между этими двумя, детьми одного отца и одной матери, существовала связь гораздо глубже и полнее, чем обычная родственная близость. Там «брат» и «сестра» были друг для друга просто мужчиной и женщиной своего рода, своей крови, а значит – ближе всех, единственными друг для друга настоящими людьми. Когда-то очень давно братья и сестры были друг для друга мужьями и женами – потому что чужую кровь тогда не признавали настоящей. Сам Велес взял в жены свою сестру Марену, потому что тогда других невест для него не имелось. И эти двое, которых родила воплощенная богиня, Лада угренской земли, продолжали жить в том Лесу Дремучем. При этом понимая, что он существует только для них двоих.

– Когда дух-покровитель укажет ей мужа и она уйдет к нему, я выйду из леса, вернусь в род и возьму жену, – продолжал Лютомер, и Вершина понял то, о чем он умолчал: потому что без сестры даже ему будет нечего делать в том лесу. – А пока ее срок не пришел, я не могу ее бросить.

Князь промолчал. Его подмывало задать еще один вопрос: а когда она уйдет, ты без нее сможешь? Но он не хотел вмешиваться в их дела больше, чем необходимо: эти дела принадлежали к тому загадочному и опасному миру, в который простым смертным, пусть и князьям, лучше не заглядывать.