Марина Дяченко - Казнь

Семироль наклонился. Аккуратно подобрал все части головоломки. Выпрямился, усмехнулся:

– Ну и что?

– А ничего, – Ирена опустилась на кровать. – Я, конечно, отличаю вымысел от реальности… Хорошо бы послать эти мои изыскания в какой-нибудь географический журнал… Хотя нет, географический не напечатает. В какой-нибудь темный журнальчик, с хиромантией, чревовещанием, с пособиями по столоверчению, «удивительное – рядом»… Вот там напечатают в радостью, еще и гонорар пришлют…

Семироль молчал.

– Что вы со мной сделаете? – спросила она безнадежно. – Если я все-таки шизофреничка… Вы ошиблись во мне, Ян. А вернее всего – вам надо было набрать сразу несколько женщин, оплодотворить их всех и из многочисленного потомства выбрать самою удачную особь… А прочих…

Он закрыл ей рот ладонью. Ладонь была узкая и твердая; Ирена щекой вдавилась в пуговицу на его рубашке и снова ощутила биение его сердца – но теперь, как ни странно, пульс Семироля был чаще, чем у Анджея Кромара, почти такой же, как у нормального человека…

– Ирена… Не надо. ОН может услышать…

Его рука легла теперь уже ей на живот. Ирена замерла – прикосновение было приятным.

Проходили минуты.

Она не сопротивлялась. Опустилась на подушки, позволяя делать с собой все, что угодно…

Бесстыдно горели люстра, настольная лампа и торшер.

– Улыбаетесь, Ирена?

– Неприлично же… При ребенке…

Он коснулся ее губ. Впервые.

– Вы смеетесь, Ирена?

– Обычно начинают с поцелуев, а мы… заканчиваем…

– Ну, до завершения нам еще далеко…

Так что же, он понял? Все-таки ПОВЕРИЛ ей? Или…

Она закрыла глаза.

Пусть так. Не имеет значения.

По утрам она боролась с тошнотой. Ничего не хотелось делать, повесть так и осталась – без конца…

Ник возился с ней, как нянька. Делал комплименты. Развлекал. Вытащил откуда-то подробный медицинский фильм о внутриутробной жизни плода; сперва Ирена морщилась – но любопытство победило, тем более что фильм оказался в чем-то даже эстетским.

Дни. Недели. Месяцы. Страшноватое с виду, непропорциональное существо плавало вниз головой внутри собственного красного космоса, росло, обзаводилось отпечатками пальцев, ресницами, мочками ушей, ногтями…

Ирена смотрела, время от времени недоверчиво касаясь собственного живота.

Дни стояли солнечные, на ежедневную прогулку она выходила в темных очках на пол-лица.

Траурная ленточка на корявой сосне выцвела и стала бурой. Иногда к сосне, будто к могиле, приходила Эльза. Вот как сегодня.

Ирена сидела на стволе поваленного дерева, на четырех слоях пушистого пледа. Дальше идти было некуда – пришлось бы карабкаться по камням, против чего Ник категорически возражал…

Зато здесь, на каменной площадке, защищенной от ветра с двух сторон, было комфортно, как в парке.

Или как в прогулочном дворике хорошей тюрьмы…

Далеко внизу, у корявой сосны, стояла, задумавшись, Эльза.

– Ник…

– Да, я понимаю, о чем вы думаете… Да, бедняга. Самое печальное… Я скажу циничную вещь, но если бы нечто подобное случилось с Ситом – Эльза точно так же хранила бы его память. Ненавидела бы Троша… Да, Ирена. Она ужасно романтична, наша Эльза, хотя в жизни, наверное, не прочитала ни одного любовного романа… А главное, она все время пытается доказать себе, что умеет любить не хуже прочих – верно и преданно…

Ирена помолчала. Доктор привычно болтал, развлекая ее и провоцируя, но за словами его стояло невысказанное, просто стояло, не считая нужным даже спрятаться, в полной уверенности, что Ирена, увлеченная историей Эльзы, не обратит на него ни малейшего внимания…

– А вы как доктор вынесли вердикт: Эльза любить не умеет?

Вопрос получился по-идиотски серьезным. Ник вздохнул:

– Коров, зверят… очень любит. По-настоящему.

Ирена вспомнила Эльзин монолог в кладовой. Беседы о любви с киноактерами – занятие для десятилетней девочки, а не для…

– Ник… а у вас с ней что-то было?

Эльза шествовала к калитке. В последнее время она перестала по-старушечьи горбиться, держалась прямо и даже порой улыбалась, как раньше…

– Конечно, – отозвался врач после паузы. – Когда она только появилась здесь… я ее успокаивал, адаптировал и лечил. И она вообразила, что любит меня даже больше, чем своих телят. Нет, не извиняйтесь, Ирена… Вы ничего не спросили бестактного. В том, что Эльза нашла на ферме свое счастье – во многом моя заслуга. И не беспокойтесь, с Эльзой все будет в порядке… она придет в норму. Все перемелется… Время, Ирена. Идемте обедать…

Она смотрела, как он отряхивает плед. Сворачивает, прячет в сумку. Солнце склоняется за зубцы гор – возможно, где-то в Южных Монтаньерах кто-то точно так же смотрит на этот пейзаж, только там, наверное, куда теплее…

– Ник, а вы читали Эльзе стихи?

Он удивленно обернулся:

– Что?

Ирена усмехнулась:

– Интимная близость как-то ведь должна отличаться от рутинного приема пациентки? Вот я и подумала, что, наверное, стихи…

Некоторое время Ник смотрел на нее, разинув рот. Потом свирепо ухмыльнулся:

– Знаете, другой на моем месте обиделся бы… Что же, рассказать вам в подробностях, как я возвращал Эльзу к жизни?

– Не надо, – сказала Ирена поспешно. – Верю…

– Давайте руку, тут склон…

Она послушно положила ладонь на сгиб его локтя.

Прогулки с Ником дисциплинировали ее. Не давали опуститься. Не давали забыть о внешности, расслабиться, поглупеть…

– Я вас точно не обидела, Ник?

Он хохотнул:

– Отомщу… Хотите, почитаю вам стихи во время осмотра?

Она почему-то смутилась.

– Кстати, Ирена… чем вы озадачили Яна? Я вижу, вы чем-то его серьезно озадачили…

Она таинственно улыбнулась:

– Это сюрприз…

– Вы сообщили ему, что в вашей семье существует традиция рожать тройню? – радостно осведомился Ник.

Рванул ветер. Ник свободной рукой накрыл Иренину ладонь:

– Холодно? Идемте скорей…

Его рука была теплая, она ощутила это тепло сквозь тонкую перчатку.

– Ник, я давно хотела спросить…

Что это? Он насторожился?

– Ник… А кто будет ухаживать за… новорожденным? Что, Ян привезет приговоренного к смерти педиатра? Кормилицу? Няньку? Или… поручит ребенка Эльзе?!

Он укоризненно пожал плечами:

– Неужели вы думаете, что… мы не справимся? Да Ян что угодно сделает, вся ферма будет работать на этого ребенка… У меня будут справочники, учебные фильмы, любые лекарства, любое оборудование… Если понадобится, даже инкубатор…

– Да, – сказала Ирена, глядя в снег. – И первое его слово будет, наверное, не «мама», а «инкубатор»…

– Ирена?! – Ник взял ее за плечи и развернул к себе. – Что же вы?..

Она высвободилась.