Дмитрий Ахметшин - Похождения Дениса в нарисованном мире

— И где он? — Денис не мог сдержать нетерпения. — Только не говорите, что ему нравится гречневая каша со шкварками, которая сегодня в столовой (Денис опознал запах). Я лично терпеть её не мог. Хотя мама говорит, что это вкуснятина. Теперь я догадываюсь, в кого пошёл мой брат.

— Его здесь нет, — сказала тётя Тамара в перерывах между рыданиями. — Уже давно. Спроси лучше у папы. Я как раз ему позвонила.

Так Денис, узнав некоторые подробности, снова, по сути, остался ни с чем. Он уже повернулся, чтобы уйти, когда воспитательница его остановила. Она бросила безуспешные попытки запрудить озёра слёз, и те лились теперь из глаз рекой.

— Что бы тебе ни рассказали родители, знай… твой брат где-то есть. Он наблюдает за тобой оттуда.

Мальчик вышел на улицу, под аккомпанемент стрижиных криков побрёл в сторону дома.

Было странно думать, что братик от него прячется. С чего бы это? Может, просто стесняется того, что до сих пор ходит в сад, в то время как младший брат уже окончил третий класс?

Он запрокинул голову и закричал насколько хватало лёгких:

— Эй, Масимба! Покажись! Я не буду над тобой смеяться, совсем-совсем.

Небо сияло. Оно было такое пронзительно-синее и в то же время такое прозрачное, как будто выложено драгоценными камнями. На втором этаже коттеджа сестёр-старух растворились створки, и против ожидания оттуда выглянула сестра-грязнуля. Положив перед собой чёрные от земли ладони, она неодобрительно посмотрела на мальчика. Денис решил, что, наверное, она занимается геранью, что стоит на южном окне. Иначе зачем ей в доме такие грязные руки? Должно быть под ногтями у неё уже завелись жуки.

Для верности (а ещё чтобы не видеть сестру-грязнулю), Денис зажмурился и досчитал до десяти. Но ничего не изменилось. С оглушительным чириканьем летали воробьи и рассаживались по пыльным кустам сирени. Девочки, что выходили из ворот спортивной площадки, дружно жуя пирожные с твороженным кремом, замерли, глазея на мальчишку, а потом взорвалась сюсюканьем и смешками. Может, его брат — девочка? Нет, это уже совсем никуда не годится.

На глаза Денису вдруг попалась часовая башня. Он никогда не обращал на неё особенного внимания — башня и башня, что в ней может быть занимательного? Но сейчас он задумался: если, как говорит тётя Тамара, братец и вправду за ним наблюдает, он может делать это только оттуда. И наблюдал всё то время, пока Денис взрослел, карабкался на своё первое дерево, бегал со своими первыми приятелями и собирал по дворам бутылки и ненужные газеты, чтобы заработать первые пятьдесят рублей, и потом с треском просадить их на лимонад и жвачку. Это единственная точка в Выборге, которую видно если не отовсюду, то почти отовсюду. Папа говорил, что там висит огромный, почерневший от времени колокол, подаренный когда-то городу самой Екатериной второй.

Приложив руку козырьком ко лбу, Денис смотрел на башню. На самой её вершине что-то бликовало, это мог быть тот самый колокол, а мог бинокль или подзорная труба, через которую Масимба наблюдает за братом.

Неуверенно Денис махнул рукой этим бликам, вызвав новый шквал сюсюканий и смешков среди девчонок. И побрёл домой. «Я тебя обязательно найду — думал он. — Непременно. Ведь я всегда хотел иметь брата».

— Садись, сын, — сказал папа. — У нас с тобой сейчас будет очень серьёзный разговор.

Денис сразу присмирел. У них с отцом вообще никогда не было «серьёзных разговоров». Когда кто-то из друзей-приятелей говорил: «Мне вчера от папаши такая взбучка прилетела», Денис хвастался:

— А мне вот ни разу даже ушей не надрали.

— Да ну, брешешь, — не верили друзья. Но то была абсолютная правда, и Денис, наблюдая покрасневшие шеи или ёрзанье задниц, которые явно перед этим надрали, почему-то совсем не чувствовал себя хорошо. Появлялось ощущение, что мимо него проходит порядочный кусок залихватской мальчишеской жизни. Они были самыми обычными мальчишками, а он, сам того не желая, выделялся. Был белой вороной. Будто пазл, в котором не хватало куска, не такого уж важного, но как ты можешь не думать об этом проклятом кусочке, когда картинка у тебя перед глазами ежедневно, от утреннего поцелуя мамы и до отхода ко сну?

Стоит сказать пару слов о Денискином отце. Позже вы непременно захотите узнать о нём больше. Он строгий, молчаливый, похожий со своей бородищей и всегда нерасчёсанной шевелюрой на медведя. Кое-кто во втором классе, думая, что Денис не слышит, назвал его Карабасом-Барабасом, а Витька-Индеец поправил: «Не Карабас-Барабас, ты в каком веке, в конце концов, живёшь? Никто уж не помнит этого твоего Барабаса. Это натуральный Хагрид». Денис не стал лезть в драку. Самое время было возгордиться, что он и сделал. Когда кто-то спрашивал: «Наверняка он держит тебя в чёрном теле?», Денис важно кивал и показывал на локтях отметены, заработанные падением с велосипеда или где-нибудь ещё.

Конечно, это была неправда: на взбучки Денискин папа жадился. Мог разве что посмотреть тяжёлым взглядом и сказать: «Чтоб больше такого не было». Мог стоять над тобой и хмуро, сердито сопеть (у него вечно был заложен нос, папа даже таскал с собой в кармане, домашних ли штанов, рабочих ли брюк, специальные капли). Нет, вы явно недооцениваете тяжесть этого взгляда! Давайте я скажу вам ещё вот какую штуку: взгляд этот был такой тяжести, что всё внутри у тебя буквально переворачивалось .

— Наверное, у него тёмное прошлое, — так говорил Митяй, Денискин лучший друг.

— Что за прошлое? — робко спрашивал Денис.

— А мне почём знать? — недоумевал Митяй. — Твой же батя, не мой. Но так говорят. Тёмное прошлое . Когда есть что скрывать, человек становится мрачным, как грозовая туча, и надутым, как воздушный шар. Никого не напоминает, а? (он подмигнул). Может, твой папаша когда-то был киллером, как в Леоне.

У Митяя, несмотря на дурацкую внешность, на все ужимки и кривляния, которым мог позавидовать даже Мик Джаггер, в голове были ужасно дельные вещи. С тех пор Денис иногда фантазировал: что, если бы папа оказался злобным волшебником, который поселился среди магглов и их собачек, обзавёлся семьёй, чтобы меньше выделяться. Или киборгом, который скрывает от жены и сына резиновую кожу на подбородке наклеенной курчавой бородой. Насчёт мамы у Дениса иллюзий не было: она не могла быть никем, кроме как обычной женщиной, немного суетливой, чрезмерно беспокойной, которая закалывала по вечерам перед круглым зеркалом волосы в высокий хвост, а по субботам готовила вкуснейший борщ, который называешь «волшебным», никакой подоплёки за этим словом не тая.

И вот сейчас Денис не знал, куда себя деть от волнения. Возможно, после этого разговора — первого по-настоящему серьёзного разговора в их жизни — что-то поменяется так сильно, что ему придётся бросить школу и уйти отшельником в пустыню, переосмысливать всю свою жизнь.