Уча Авсаджани - Посредник. Противостояние [СИ]

— Налей-ка мне еще, Мина, — пьяным голосом попросил один из оборванцев, протягивая внушительный кубок.

— А не хватит с тебя, Пран? Сомневаюсь, что ты и за выпитое-то расплатишься, — женщина, которую назвали Миной, недовольно скрестила руки на груди.

— Ну, еще глоточек. Прошу тебя, в честь праздника, — канючил оборванец, — я тебе даже еще раз спою, — и, не давая женщине вставить слово, затянул хриплым голосом:

Глеб не понял ни слова из того, что пел мужчина по имени Пран, однако ему стало ясно, чей голос он слышал по пути.

— Знает, что не могу отказать в такой день, — обращаясь ко второму посетителю, проворчала Мина, однако, наткнувшись на храп вместо ответа, недовольно хмыкнула, взяла кубок и направилась к одной из бочек в углу.

— Проклятый День посредника! Весь город собрался на главной площади, и все, как болваны, ждут его появления, — сокрушался Пран, пока женщина наполняла чашу. — А ведь преемника Авла не было бог знает сколько там лет.

— Тысячу шестьсот, — не поднимая головы, неожиданно подал голос второй мужчина.

— Поглядите-ка, кто у нас проснулся, — воскликнула Мина, подавая кубок заметно оживившемуся Прану.

Однако ее радость была преждевременной — за репликой оборванца вновь последовал мелодичный храп.

— А теперь вдруг объявится сегодня ни с того ни с сего! — продолжил воодушевленный выпивкой Пран. — Да ведь никто его и не видел! Кто знает, что там было тысячу шестьсот лет назад?! Был ли он вообще? Это всего лишь миф! Детские сказки!

Пран разошелся не на шутку. Голос его перешел в крик, а из кубка то и дело выплескивалась жидкость. Мина от греха подальше убрала остальные кружки со стола. Наконец, Пран приложился к кубку, а затем, с шумом поставив его на стол, вытер рот о рукав. Тут его взгляд упал на Глеба.

— Ты кто такой? — без обиняков спросил оборванец, с удивлением его рассматривая.

Глеб был готов, что его окликнут, однако все же на секунду замешкался с ответом. Он жадно ловил каждое обраненное в трактире слово с того момента, как открыл дверь. Он почти ничего не понял, кроме, разве что, того, что их запутанный разговор идеально вписывался в царившую во дворце атмосферу. Мальчик сильно сомневался, что ему здесь помогут, однако нужно было разузнать как можно больше, к тому же, вопрос был задан, и надо было что-то сказать.

— Я просто хотел узнать… — подбирая нужные слова, медленно начал Глеб. Однако, решив говорить все как есть, спросил прямо, — где я?

Протиравшая стойку грязной тряпкой и поначалу не обратившая на Глеба внимания Мина подняла на него глаза и, мельком взглянув на одежду, вновь занялась чисткой.

— А нам говорили, что королевским слугам запрещено напиваться! Тем более таким молоденьким, — сказала она, подмигнув оборванцу, одобрительно закивавшему ей в ответ. — В последнее время вы сюда зачастили. Тяжело во дворце приходится, наверное?

— Далеко же тебя занесло, парень! — подтвердил Пран.

Было ясно, что повторять вопрос не стоило. Оставалось лишь прикидываться слегка подвыпившим, чтобы не вызывать подозрений, и думать, как отсюда смыться.

— Выпивки с тебя, как я смотрю, хватит, не изволишь ли отобедать после долгого пути?

В животе противно заурчало. От усталости Глеб совсем забыл, что ничего не ел со вчерашнего вечера!

— Хорошо, — ответил Глеб, пойдя на поводу у желудка и стараясь казаться пьяным.

Женщина удовлетворенно кивнула, закутала руку в напоминавшую мешковину грязную, но плотную ткань, подошла к печи и достала из жерла жестяную миску, в которой что-то побулькивало.

— Пожалуйста, ваше высокоблагородие, — издевательски сказала она, приземлив миску прямо перед Глебом.

Однако, видимо, посчитав, что этого недостаточно, женщина, скрестив ноги и чуть не упав, сделала реверанс, разведя в стороны подол грязного платья.

Пран хрипло рассмеялся.

Глеб тоскливо посмотрел на угощение. По виду оно не было похоже ни на что из того, что он пробовал раньше. Темная пузырящаяся жидкость не казалась аппетитной и не внушала доверия, но отказываться было небезопасно, и Глеб, скрепя сердце, взял деревянную ложку и отправил в рот первый кусок совершенно безвкусной еды.

— Неужели их величества не соизволят почтить город своим присутствием в такую ночь? — меж тем спросил Пран у своего кубка, стараясь придать лицу как можно более задумчивый вид.

— Нечасто их особы появляются в городе, — ухмыльнулась Мина, на этот раз сделав реверанс своему приятелю. — Наверное, у его величества есть дела поважнее, чем праздник, или он просто не верит в посредника.

— Так радужника же… поймали недавно… занят он, — нечленораздельно промямлил товарищ Прана, не поднимая головы.

— Точно, а ведь и слышал такие слухи, — подтвердил Пран. — Говорят, что он подыхал с голоду, когда его подобрали.

— Как знать, — сощурив глаза, отозвалась Мина, почему-то посчитав, что Пран обращался именно к ней. — Вряд ли радужник сунулся бы к нам. Хотя чего это мы гадаем, вон же у нас человек из дворца.

Ловивший каждое слово Глеб, стоило речи зайти о радужнике, сообразил, что рано или поздно разговор приведет к нему. Он знал, что заболтавшись, с легкостью можно было ляпнуть то, чего говорить не следовало, и решил повысить уровень мнимого опьянения. Мальчик ссутулился, расфокусировал взгляд и стал бепорядочно двигать ложкой, словно ему никак не удавалось направить ее в рот, что одновременно позволяло не есть предложенной ему гадости. Поэтому, когда взоры присутствующих вновь обратились на него, перед ними сидел с трудом воспринимавший происходящее королевский слуга.

— Смотри, как наклюкался, — добродушно сказала Мина. — До утра у него ничего не узнать.

— Ага, сейчас отключится, — почему-то обрадовался Пран и, приставив руку к губам и покосившись на Глеба, шепотом добавил: — А ведь говорят, что во дворце неплохо платят.

— К чему это ты? — вздернув брови, спросила Мина.

— А может, это… — замявшись, Пран мельком окинул взглядом мирно храпевшего товарища и все так же близкого к забытью Глеба. — Поискать, чего у него там в карманах. Поделим поровну, — заговорчески прошептал он, на всякий случай доставая из глубин лохмотьев нож.

Глеб почувствовал, как разом выветрился напускной хмель. Притворяться, чтобы быть ограбленным или, чего доброго, убитым точно не входило в его планы. Он уже собирался вскочить и бежать прочь, как Мина, подойдя к Прану, отняла у того нож и с размаху влепила пощечину.

— Вздумал меня разорить? — зашипела она, брызжа слюной и от этого напоминая очковую кобру. — Когда выйдет, хочешь перережь глотку, но здесь… — женщина еще раз замахнулась на успевшего прикрыть рукой опухшую и красную от удара щеку Прана.