Александр Аразин - Герой? [СИ]

— Разрушен дом сей, восстанови его!

И оставил муж все дела и заботы свои, и стал он собирать камни и просил их у каждого встречного, чтобы восстановить стены. И смеялись над ним и говорили:

— Вот безумный взялся за труд не по силам своим! Выбери одного бога, да проси покровительства его!

Но знал он, что и самый долгий путь начинается с единственного шага, и носил камни к храму на спине своей, облачённый во вретище и подпоясанный верёвкой, и жил подаянием, и спал в шалаше. И не слушал муж слова мудрецов мира сего, но внимал богам, которые делают глупостью знания мудрецов земных и утверждают изречения посланников своих. И с помощью небожителей и немногих помощников, посланных ими, восстановлен был храм в прежнем величии его, ибо воссоздать церковь можно всегда, если остался хотя бы единый камень, и алтарь его освящен. Этот же человек стал первым императором людей.

Возложите Искру Сути на центральный алтарь Первого Храма.

Штраф за отказ от выполнения задания: репутация -100 со всеми фракциями Прайма.

Награда: репутация, благословление богов, доступ к следующему заданию.

Принять: Да\Нет».

Из глубин озера поднималась искрящаяся звёздочка.

«Вы приняли задание».

Отъехав от станции телепортации в противоположную городским вратам сторону полкилометра, карета свернула на длинную, вымощенную гладким камнем дорогу, которая поднималась на Белоградские высоты, пологий склон, обращённый к реке внизу. Особняк епископа, похожий на дворец, защищали массивные ворота шириной с две городские улицы. При приближении кареты они открылись. Стражи, одетые в блестящие кирасы с надраенными алебардами, стояли неподвижно, а важный писарь в белых перчатках и дорогой рясе отметил наше прибытие на пергаменте. Затем карета начала спускаться по длинной, посыпанной гравием, извилистой дороге, по обе стороны которой возвышались живые изгороди и фонари. Сквозь редкие прорехи в листве виднелся роскошный сад с замысловатыми скульптурами и фонтанами. На вершине утёса стоял великолепный особняк из белого мрамора. Это трёхэтажное сооружение было украшено полукруглой колоннадой из двадцати колонн, в центре которой располагался массивный канделябр. Весь особняк производил потрясающее впечатление, словно был построен именно с этой целью, но моё внимание привлёк в первую очередь огромный фонтан в виде трёх вздыбленных бронзовых лошадей, у которых изо рта били струи воды.

Ещё двое безупречно экипированных стражника распахнули золотые двери. Монах в тёмно-коричневой, бархатистой рясе провёл нас в вестибюль, в котором было собрано больше гобеленов и картин, чем я когда-либо видела в одном помещении. Через арку мы вышли в просторный внутренний двор, огороженный увитым плющом, ажурным железным забором и украшенный редкими растениями. Здесь было ещё два фонтана, в виде античных статуй полуобнажённых героев, только меньше и высеченных из гладкого мрамора.

Пройдя сквозь дворик, мы зашли в небольшую комнату, стены которой были отделаны антрацитово-чёрным камнем. Отполированный паркетный пол, из плотно подогнанных дорогих пород тёмного дерева, представлял собой какой-то сложный узор, однако понять его при беглом взгляде было невозможно. Аксессуары интерьера, сделанные из серебра, выгодно смотрелись на общем чёрном фоне, казавшись наполненными внутренним белым светом.

— Его святейшество скоро будет. Могу я предложить вам что-нибудь выпить? — поинтересовался сопровождавший нас монах.

— Чай, — бросил я, устраиваясь в чёрном кожаном кресле.

— Сию минуту, — поклонившись, дворецкий вышел.

— Эй! — Громыхало плюхнулся на диван. — А если я хотел что-то… что-то другое?

— Например? — поинтересовалась Ярослава, устраиваясь около гнома.

— Не важно, — я махнул рукой, не дав ответить тёзке. — По этикету, вы мои сопровождающие и обращаться с просьбами к местному мажордому не имеете права. Вас бы попросту отвели на кухню к прислуге, если бы я не сказал, что вы мои советники.

— Эх, — выдохнул Громыхайло. В белом халате и тюрбане гном смахивал на какого-то азиатского халифа, вольготно расположившегося на диване своего гарема. — Этикет-то ты знаешь…

«Угу, знаю. Но как же я упарился зубрить эти нудные книги, — с тоской подумал я и вспомнил отрывок из одного талмуда: — Разговор начать всегда особе почтенной предоставить должно, и когда она говорит, то должно внимательно её слушать; чтоб того, что она уже сказала, себе повторить её не заставить; но не должно ея словам и удивляться, розиня рот, как говорится. Глупее еще делают те, кои видя знатную особу смеющуюся, сами — часто не зная чему — во все горло хохочут».

За последние дни мы сделали многое. Когда вернулись в монастырь, я сразу же обратил внимание, что проломы во внешней крепостной стене заделаны. Рабочие занимались отделкой внутренних помещений замка: водружали колонны, устанавливали двери, подвешивали люстры, выкладывали стены мраморными барельефами и т. д., и т. п. — работа кипела.

Говорят, будто можно долго смотреть на три вещи: «Как горит огонь», «Как течёт вода» и «Как кто-то работает». Я бы с удовольствием понаблюдал за рабочим процессом со стороны, однако у меня было столько неотложных дел, что врагу не пожелаешь. Пока возвращались в монастырь, штудирование книг стало мне поперёк горла и первым делом, я решил сходить на тренировочную площадку. На одном из ристалищ в медитативных позах сидели нпс из Дракона, а Лао Мин прохаживался перед ними, что-то рассказывая. Недалеко стояли два послушника, внимательно наблюдая за происходящим. Вот к ним-то я и направился.

— Ну как, интересно? — обратился я к, вздрогнувшим от неожиданности, послушникам.

— Мисальдер, — поклонился худощавый, — простите, если мы нарушили правила.

— Да ничего вы не нарушили, — с улыбкой ответил я, открывая список личного состава ордена, чтобы узнать их имена. — Сигихард Бадвин и Альвборд Турс, если не ошибаюсь?

— Да, отец настоятель. А послушать мудрость наставника Лао всегда очень интересно.

— Ну, давайте послушаем.

— Но монахи тоже не приняли его учения, — тем временем вещал Лао Мин. — Тогда Дамо отправился вверх по тропинке от монастыря и провёл девять лет в пещере, глядя на стену. Когда патриарх единственный раз заснул, то, проснувшись, вырвал себе веки. Из этих кусочков плоти, по преданию, вырос чайный куст. Его отвар тонизировал и отгонял сон. С тех пор во время медитаций монахи стали пить чай. — Лао Мин заметил меня, вежливо кивнул, однако прерывать лекцию не стал. Заложив руки за спину, наставник продолжил рассказ, прохаживаясь перед медитирующими нпс: