Ирина Шевченко - Осторожно, женское фэнтези

— Третий и четвертый мне нравятся, — сказала я, прежде чем выйти в коридор.

Прошла отмеренные мне Грином десять ярдов и остановилась. В кабинете наставницы решалась моя судьба, а я, вместо того чтобы бежать туда, топталась на лестнице. То спускалась на несколько ступенек, скользя ладонью по отполированным перилам, то поднималась, но в конце концов решила не дожидаться, пока Грин закончит, и поблагодарить его завтра, не рискуя быть выброшенной в серую пустыню.

Оливер и инспектор до сих пор заседали за столом леди Райс, которая ушла, доверив гостям ключи и запасы контрабандного кофе. Мне предложили выпить чашечку, «чтобы взбодриться». Извинились, что оставили в палате. О деле говорить избегали, зато настойчиво интересовались моим самочувствием. К согласию по вопросу «Нужно ли приманке знать о том, что она приманка» они, судя по всему, не пришли.

— Поздно уже, — сказал Крейг. — Завтра все обсудим. Как раз поджигатель наш в себя придет. Доктор Кленси сказал, утром заговорит уже.

— Утром? — переспросила я.

— Да, — подтвердил Оливер. — Мистер Эррол — сильный молодой человек, но беседовать с ним сейчас было бы жестоко с нашей стороны. Движения и даже разговор причинят ему боль, а к утру, как обещал доктор, лекарства и восстанавливающие заклинания подействуют, и можно будет…

— Кленси обещал? — уточнила я. В мозгу с треском заворочались шестеренки. — Он занимался ожогами, но о поводке он не знал, да?

— Да, я попросил доктора Грина не разглашать эту информацию.

Потому он и искал заведующего, когда Норвуда доставили в лечебницу. Грин вне подозрений благодаря нашим прогулкам к единорогу, а остальным знать не нужно.

— А что вы объяснили самому Грину по поводу поводка? — спросила я ректора.

— Что полиция и руководство академии разберутся.

— То есть, по сути, сказали, что это не его дело?

Я рассмеялась, не дождавшись ответа. Как все, оказывается, просто!

— Что с вами? — встревожился Оливер.

— Ничего. Можно еще кофе? В чистую чашку, пожалуйста. И три кусочка сахара.

Ожидание могло затянуться. Или закончиться ничем, ведь я не знала наверняка, как он поступит. Или знала? Я как раз закончила размешивать сахар под недоумевающими взглядами Оливера и Крейга, когда дверь распахнулась, и в кабинет вошел Грин. Остановился перед столом, открыл рот…

— Кофе? — я пододвинула ему чашку.

Секундная пауза — и он усмехнулся в ответ. Приставил к столу стул, сел, отпил немного кофе и одобрительно хмыкнул.

Шесть вариантов ответа. В каждом — немного правды. Все вместе — большая ложь.

— Вы что-то хотели, доктор? — спросил Оливер, раньше инспектора придя в себя от удивления. — Помимо кофе?

— Перекусить не отказался бы. У вас нет печенья?

— Нет, — отрезал ректор.

— Есть сэндвич! — вспомнила я и вытащила из кармана завернутое в салфетку нечто. — Только он надкушенный и помялся немного.

— Пойдет.

— Не объясните, что тут происходит? — Оливер глядел то на меня, то на доктора, целиком засунувшего в рот мое угощение.

Я молчала, понимая, что не смогу ничего объяснить быстро и внятно, а Грин дожевал сэндвич и посмотрел на ректора.

— Что происходит? Я тоже хотел бы это знать.

Инспектор продолжал помешивать кофе. Звякнула о край чашки ложечка, а мне почудилось, будто это взгляды Оливера и Грина скрестились со звоном дуэльных клинков.

— О чем вы? — осведомился ректор холодно.

— Обо всем.

— Боюсь, «всё» не в вашей компетенции, доктор. Это внутренние дела академии.

— При всем уважении, милорд, — процедил целитель, — когда эти дела оказываются в моей лечебнице, они перестают быть вашими внутренними, а становятся нашими общими, вам так не кажется?

— Нет.

Не знаю, как долго они еще препирались бы, если бы не Крейг. Он негромко откашлялся, а когда буравящие друг друга взглядами маги никак на это не отреагировали, стукнул кулаком по столу.

— Простите, мисс, — извинился тут же, — стар я уже для расшаркиваний. А вы уймитесь оба, — тон его стал резким, один глаз уставился на Оливера, второй — на Грина, и мне пришло в голову, что никакое это не косоглазие, а редкая способность смотреть на все и сразу. — Ты, — морщинистый палец указал на ректора, — помолчи пока. А ты, — палец сменил направление, чуть ли не коснувшись лба доктора, — рассказывай, что знаешь и откуда.

— Мистер Крейг, — с укором выговорил Оливер, поглядев на полицейского, на меня и снова на полицейского.

— Ну простите, — хмыкнул инспектор. — Говорю же, стар уже, забываюсь. Никакого почтения ни к милорду ректору, ни к господину главному целителю. Только ить не вижу тут ни одного, ни второго. То ли петухи бойцовские — не знаешь, на которого ставить, — то ли детишки, игрушку не поделившие. Верно я говорю, мисс?

Мисс хватило благоразумия промолчать.

— Давай, рассказывай…те, — потребовал Крейг, и оба его глаза сошлись на Грине. — А вы, милорд, кофейку нам еще сварите, замечательный он у вас выходит. И по шкафам посмотрите: не может быть, чтобы леди Райс съестного не припасла. Доктору нашему не помешает. — Полицейский потянулся рукой к Грину и ощупал воздух вокруг его головы: — Мальчишку починил? Силы вбухал немерено, вижу. Парня хоть сейчас выписывай, да? А остаточный след от поводка не убрал, небось?

— Не умею, — заявил доктор, откинувшись на спинку стула.

— Не страшно, — растянул инспектор. — Само к утру развеется. Но если бы знающий человек подцепил…

— Случайно, — вставил Грин.

— Конечно случайно, — мрачно согласился Оливер. — Никто не подозревает вас в злонамеренных действиях.

— Мои действия исключительно добронамеренны.

Едва начавшийся второй раунд прервал гонг: инспектор снова стукнул кулаком по столу. Несильно в этот раз, но развести бойцов по углам хватило, и дальше разговор продолжился уже спокойно. На эльфийском.

Когда Грин без предупреждения перешел на язык длинноухих, я решила, что доктор хочет защитить мои нежные ушки от грубой брани, но, когда Оливер ответил, поняла, что меня оградили даже от пассивного участия в беседе, поскольку говорили маги не на новейшем эльфийском, который я худо-бедно знала, а на том малоизвестном диалекте, на котором Грин объяснялся с эльфами во время памятной операции.

Инспектор прислушивался, смотрел на обоих с отеческой гордостью. «Могут же, если хотят, оболтусы», — читалось в расфокусированном взгляде.

«Могут», — соглашалась я. До белого каления меня довести они могут.

Чем дольше они общались, тем ровнее становился тон разговора. Доктор избавился от желчной ухмылки, речь его стала менее эмоциональной, зато в голосе и лице ректора эмоций прибавилось, а это уже говорило о некотором расположении к Грину — милорд Райхон не со всяким позволял себе выйти из образа.