Ирина Шевченко - Осторожно, женское фэнтези

Договорятся. Но о чем? И когда уже?

Эльфийский язык, конечно, красивый, певучий. Даже обычно царапающая слух хрипотца Грина окрашивается мягкими нотками, когда он произносит незнакомые длинные слова, а баритон Оливера как никогда глубок и чувственен, и хочется слушать его, закрыв глаза, откинувшись при этом на мягкую кровать или утонув в душистом стогу, и чтобы милорд ректор говорил чуть тише, а мои руки обвивали его шею… Но нельзя же вот так! Или подайте мне сюда стог, или будьте людьми — говорите по-человечески!

Мои мысленные воззвания остались без внимания.

Не скажу, что маги на меня не смотрели — наоборот, смотрели всё чаще. То один, то другой. С сомнением, с тревогой. Похоже, дошли до уготованной мне роли живца. Решать без меня мою же участь было уже наглостью, поэтому я улучила момент и обратилась к инспектору:

— Знаете, что я подумала, мистер Крейг? Библиотекарю наверняка уже известно обо мне. О том, что я все помню и мои записи не меняются. Думаю, он захочет меня устранить. Да?

Ректор и доктор враз прервали практические занятия по эльфийскому разговорному.

— Мисс Аштон, я вам обещаю… — начал Оливер, но смолк, перехватив мой сердитый взгляд: раньше надо было говорить. И на понятном языке.

— Библиотекарь попытается меня убить, а вы его поймаете, — закончила я оптимистично.

Мне казалось, когда я избавила их от необходимости лгать мне в глаза, ректор должен был вздохнуть с облегчением, инспектор — обрадоваться, что приманка сама вызвалась, а Грин… ну не знаю… рукой махнуть… Но вместо всеобщего воодушевления в кабинете воцарилась напряженная тишина.

Первым отмер Оливер:

— Элизабет, я разделяю ваше беспокойство…

— При чем тут беспокойство? Вы не поняли, что я сказала?

— А вы сами поняли? — вступил Грин. И продолжил, обращаясь к другим участникам сцены: — Мисс Аштон не в себе после недавних потрясений, не стоит принимать ее слова всерьез.

— Это экспертное мнение, доктор? — поинтересовалась я зло. — Вы-то сами как, в себе? После недавних потрясений?

Добавила бы, что резкий переход от любовных томлений к исполнению прямых обязанностей мог плохо сказаться на общем психическом состоянии, но сдержалась.

— Я в полном порядке, мисс Аштон, — не слишком достоверно копируя холодную невозмутимость ректора, проговорил Грин. — А вот вам… Как вы себя чувствуете?

Последний вопрос он задал уже с другими интонациями и посмотрел при этом странно.

— Я прекрасно себя чувствую, — ответила я. — Почему, собственно, должно быть иначе?

Спросила и сама поняла: потому что он рядом. Совсем близко. И пришел сюда сразу после того, как применял магию.

Дыхание перехватило, внутри заворочалась тошнота. Почувствовав, что меня сейчас вывернет, я вскочила из-за стола и кинулась в соседнюю комнатку. Согнулась в углу, но смогла сдержать рвотные позывы. И в серые пески, к счастью, не провалилась. Кое-как дошла до кушетки. Легла. Свернулась трясущимся комком.

— Элизабет, — Оливер вошел и присел рядом. Провел рукой по моему плечу, унимая дрожь. — Очень плохо?

— Не понимаю, — простонала я. — Не было ничего, а потом…

— С этим мы тоже разберемся, — пообещал ректор.

— Да не с чем тут разбираться, — сказал от двери Грин. — И так ясно. Проблемы у вас не с магией. Проблемы у вас, мышка моя, с головой.

— Объяснитесь, доктор, — сурово потребовал Оливер.

— Объяснюсь. Но не с вами, милорд. Понятие врачебной тайны вам, думаю, известно. Состояние мисс Аштон я буду обсуждать только с мисс Аштон. Если она выразит такое желание. Я не привык навязывать свои услуги.

Я хотела подняться, но Оливер удержал:

— Еще будет время. А сейчас…

— Есть дела важнее, не так ли? — желчно предположил доктор.

— Не так, — зло бросил ректор. Хладнокровие изменило ему, но это и не диво: Грин кого угодно доведет. — Я хотел сказать, что сейчас Элизабет нужен отдых. Но я не целитель, и, если считаете, что вопрос не терпит отлагательств, спорить не буду. — Он встал и направился к двери. — Мы с инспектором подождем в коридоре.

Они с Крейгом вышли.

Мы с Грином остались.

Я сидела на кушетке в комнате для отдыха, а доктор стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку. Долго глядел в сторону, словно специально, чтобы я могла оценить, что в профиль он куда интереснее, чем анфас.

— О чем задумались? — спросил, продолжая разглядывать что-то, несомненно, стократ интереснее полудохлой девицы.

— О том, что у его величества низкий лоб и нос картошкой, — ответила я честно. — Ваш клюв на монетах смотрелся бы лучше.

— Клюв? — наконец-то меня удостоили взгляда. Да какого! — На монетах?

— Ваш выразительный профиль, — исправилась я. — И не обязательно на монетах. Возможно, когда-нибудь учредят медицинскую премию и наградной знак имени вас, такой себе «Грин в петлице». Или медаль. На худой конец барельеф на стене лечебницы лет через… много… Почему бы и нет?

— Действительно, — хмыкнул доктор. — Не пропадать же такому выразительному клюву?

— Простите, я несу чушь, — пробормотала я виновато.

— Так боитесь услышать мой диагноз?

— Ваш — нет. Даже любопытно было бы. Но вы ведь собираетесь озвучить мой.

— Если у вас не осталось идей, к чему еще приспособить мой клюв.

— Вы теперь не скоро забудете, да?

— У меня отличная память, Бет. Но вернемся к вам. Почему вы интересовались тиморисами? Думали, не подселился ли к вам этот паразит?

— Не думала, — я покачала головой. Подселенец в этом теле — отнюдь не вызывающая навязчивые страхи эфирная сущность. — Это не связано…

Грин скептически поморщился.

— Или связано, — признала я. — Знакомый медиум работал с тиморисами, а я случайно оказалась поблизости.

— У вас был контакт? И что? Паразит, случаем, не моим голосом говорил?

— Нет. Моим.

Подозреваю, своими откровениями я могла бы сломать мозг Фрейду и Юнгу вместе взятым, но Грин оказался покрепче этих господ.

— Что ж, — пожал он плечами, — мою теорию это не опровергает. И какие вы сделали выводы из того разговора?

— Никаких. Тогда не было времени. Сейчас — сил и желания. Простите, доктор, но день был суматошный, в том числе и вашими стараниями, и разгадывать загадки я не в состоянии. Вы хотели что-то сказать, так говорите прямо.

— Первый шаг к исцелению — осознание сути недуга, — философски изрек Грин. — И лучше бы вам осознать ее самостоятельно. Но, если не желаете напрягать ум, так и быть, пойдем окольным путем. Я считаю, что с вами случилось что-то, вызвавшее эмоциональный дисбаланс, вследствие чего вы утратили связь с даром. Возможно, это произошло на полигоне, когда исчез ваш однокурсник, а возможно, эти события никак не связаны. Главное, что мы имеем, — эмоциональный дисбаланс, потеря контроля над силой, разрушение естественной защиты и изменение полярности в некоторых аспектах восприятия. Вы не лишились магии, иначе вы реагировали бы на ее применение как обычный, не обладающий даром человек. То есть никак. Вы не видели бы ее, не слышали бы и не чувствовали.