Даха Тараторина - Равноденствие

– Пи-пи-пи! Маленький птенчик! – передразнивает Вирке, перескакивая с камня на камень, покачиваясь, приземляясь всё менее уверенно.

– Хватит, – я ступил в стылый мрак и протянул руку. – Пойдём домой.

Но она успела забрести так далеко… Слишком далеко.

– Ай! – она падает, подворачивая бледную от холода ногу, ударяется лбом о мокрую гладь и целиком прячется под водой.

А я ныряю прежде, чем успеваю понять, насколько же всё это глупо.

– И правда благородный, – бормотала Брианна. – Герой, ничего не скажешь. Ну потерпи ещё немного, совсем маленько.

Я выныривал из омута боли и пытался понять, где я, что делаю. Сочувствующие ведьмы – раскрасневшиеся от усилий женщины, преклонившие колени и не решающиеся поднять взгляд; укутавшийся в безразличие Рикмас; чьи-то перехваченные тонкими верёвками руки, притянутые к отшлифованным подлокотникам.

Советник не отводил взгляда от хрустального шара, ловящего отсветы скованного решёткой окна. Холодные блики меняли очертания, ледяной водой перетекая из образа в образ, рисуя детей-близнецов из моих воспоминаний, отражая на лице мальчишки испуг, бессилие и готовность утопиться здесь и сейчас, если не вытащит сестру.

– Какое мне дело до его сестры? Копай глубже! То, что он скрывает, что не хочет рассказывать! – дёргал Рикмас ведьму.

– А я что делаю? – огрызалась Брианна. – Хотели самые тайные уголки памяти – нате вам. Любуйтесь. Значит, именно это ваш лорд и не хочет рассказывать больше всего.

Губы советника недовольно медленно двигались, растягивая слова бесконечно долго, не давая уловить смысл речи, расплываясь перед глазами.

Ведьма с копной каштановых волос быстро ободряюще коснулась напряжённого плеча и снова запустила в виски ленты боли.

Ладони сжимались не то от муки, не то от бессильной ярости, при каждой судороге дёргали путы, рвущие кожу; руки покрывались бисеринками пота от закатанных рукавов до тонких бледных пальцев. Мои руки.

А потом я вновь проваливался.

– Тише, Белен, тише. Скоро всё закончится, – вёл меня заботливый шёпот.

Нам с сестрой почти пятнадцать. Нет, не с сестрой. Вирке уже не просто сестра, а нечто большее. Нечто, что сильнее и важнее нас обоих. Она забилась в угол гостиной, прикрыв озябшие ноги огромной по сравнению с хрупкой фигуркой медвежьей шкурой, и делала вид, что не плачет.

– Вирке, – я неуверенно сажусь рядом и убираю упавшую на её лицо чёрную потускневшую прядь.

Она хочет прогнать меня, сказать, что справится со всем одна, что никто не должен видеть, насколько она слабая и беззащитная. Но я всё равно вижу.

Она оплетает худенькими руками мою шею и позволяет горячему и мокрому рисовать на коже солоноватый узор. Молчит, не вздрагивает и не шмыгает носом, даже не пытается вытереть слёзы.

– Я так не хотела, чтобы они уезжали, – шепчет она.

– Знаю. Я тоже.

Я глажу её плечи, спину, притягиваю за талию ещё ближе, втискивая в объятия.

А что-то тёмное и страшное, что-то, что я не могу контролировать, требует ещё, хочет ближе, желает заполучить её целиком.

– Мы справимся вдвоём. Я с тобой, Вирке. Я никому тебя не отдам.

– Они тоже должны были быть с нами, – дышит она мне в шею, не замечая, как каменеет напряжённая грудь, как сжимаются кулаки.

А я понимаю, что не справлюсь. Что теперь ни за что не выдержу. Не тогда, когда она рядом.

– Тише, тише…

– Ну что там? – советник оторвался от волшебного шара и нетерпеливо навис над нами, вперившись в осоловелые, ничего не способные увидеть глаза, будто он могли рассказать больше, чем гладкая звенящая от магии поверхность.

Брианна отпихнула его ногой, загораживая меня:

– Куда лезете, ваше высокоблагородие? Сказано не соваться, так не суйтесь, чтоб вам, сир, пусто было! Глядите в свой шарик да помалкивайте!

– Не забывайся, ведьма, – Рикмас замахнулся острым локтем, но отступил, лишь недовольно поджал губы, когда наглая девка сделала перерыв и положила мне на лоб какую-то воняющую травами мокрую тряпку.

– Вам, милорд, нужно содержимое его разума или головы? Будете торопить – получите второе. На блюде. В жидком состоянии. И уж потом сами всё нужное вычёрпывайте. А если хотите узнать то, что знает лорд де Сол, так сделайте милость, не суйте свой любопытный нос в моё дело. А ещё лучше за дверью обождите.

– Я велю отрубить тебе голову, – проскрипел зубами Рикмас.

– Ну велите, – ведьма неспешно отжала повязку, намочила вновь и второй раз опустила на разгорячённый лоб. – Токмо вам, милорд, мои способности очень уж интересны. Иначе сидеть бы мне вместе вот с этими вот и мечтать о скорой кончине, – Брианна кивнула на монотонно повторяющие заклинание фигуры. Ни одна из них не запнулась, не шевельнулась, но всполох ненависти волной прокатился по комнате. Все ведьмы Круга мечтали оказаться на месте везучей бродяжки: свободно разгуливать по замку, беседовать с власть имущими, а то и хамить им под настроение. Быть, если уж не свободной, то хотя бы уважаемой.

– Тогда сгною в темнице!

– И окочуритесь от мнительности, потому как без меня не разберёте, кто о вас плохо думает и хочет вашей погибели.

– Я и так догадываюсь – все.

– О том и речь, – протянула Брианна. – Девочки, давайте-ка ещё разок!

Ведьмы послушно подняли руки, обнажая сероватые запястья, заклинание одновременно вырвалось из нескольких десятков ртов, уплотняясь, сплетаясь в туманную пелену, проникая в разум, заставляя забыть, где я нахожусь, что скрываю, вырисовывая на поверхности огромного хрустального шара узоры событий, которые я надеялся навсегда забыть.

– Белен, пожалуйста! Прошу тебя!

– Это не обсуждается, – я захлопываю дверь у Вирке перед носом и тут же бессильно сползаю на пол.

Нет! Нет! Я не хочу, не могу, не стану!

Я не могу отпустить её. Ни сейчас, ни потом. Она должна быть рядом. Обязана. Моей, только моей!

Почему я должен делать это?!

Потому что иначе буду мучить её.

Я не слышу её дыхание, скорее додумываю, что она действительно стоит с той стороны двери; что ждёт; что тоже хочет оказаться рядом; что делает это по доброй воле, а не по капризу всесильной магии.

Меня уже не спасти, но я могу попробовать, хотя бы попытаться дать ей шанс. Она сильнее меня. Вирке обязательно справится.

Будьте вы все прокляты!

Я очнулся от резкого неприятного запаха. Под носом что-то противно булькало, и далеко не сразу стало ясно, что вонючее варево льётся мне в глотку.

Закашлялся, выплёвывая вонючую дрянь, перевернулся и с грохотом свалился на пол.

– Ну что, Белен из благородных? Паршиво тебе пришлось? – моя мучительница отставила чашу. Она сидела на краю кровати и по одному щёлкала орехи, шелухой которых уже успела усеять подол совершенно дурацкого розового платья.