Ольга Хмелевская - Дар. Золото [CИ]

Машка, сразу как проснулся, потребовал рассказать, куда мы идем. Пришлось объяснять на пальцах, доставать и показывать не активированную карту, и он успокоился, заявив, что бывал в тех местах. На вопрос, зачем я прячу этот мусор - то есть карту, «кому он тут нужен?» - я сказал, что у меня беличья паранойя. Он хмыкнул, но больше не приставал. И сейчас уверенно топал вдоль ручья по звериной, а может не только звериной, тропе.

Грасту я не взял. Для леса и гор это оружие бесполезно. С собой у меня был только кинжал, висевший на ремне. Его я оставить просто физически не мог. Машка же оставил меч, кстати, воспользовался для этого моим тайником. Я бы не сказал, что сталь его меча такая уж хорошая, обычная. Но промолчал. У всех свои гусеницы в голове. А значит, у него был только засапожный нож. Хотя, я не думаю, что в арсенале наемника, именно этого наемника, меч и нож были единственными инструментами отнятия жизни.

Вот, в принципе и все снаряжение. Да, еще лопата. С коротким черенком. Я ее у конюшни подобрал. Она ржавая. Сейчас. Но я надеюсь повозиться с ней на привале, может получиться договориться с металлом. Надо попробовать.

И вот уже два часа мы не торопясь шагали вверх по течению мелкого и узенького ручейка, пробившего себе дорогу среди корней и камней, обкатав и отшлифовав и те и другие до блеска. По его бережкам росла осока, овсяница, лилейник... Мелкие кустарники, ирис и колосняк, перемешались с побегами ивы и дикой груши. Высокие осины и липы аркой нависали над нами, заставляя иногда пригибаться под тяжелыми ветками. Пару раз с нашей дороги отползали змеи, и шарахнулся в сторону заросшего алычей склона лисенок, проявивший ненужное любопытство.

Предрассветные сумерки сменились ярким утренним солнцем, мягкие тени двигались впереди нас и ручей постепенно набирал силу, становясь и шире и глубже. Вскоре мы добрались до небольшого плеса с низеньким водопадом в пару локтей, делившего ручей на два рукава, по одному из которых пришли мы. На берега плеса намыло чистенький песок и, что нас порадовало, сейчас он был сухим. Местечко во всех смыслах удобное для привала, его мы и устроили, скинув баулы с плеч.

Пончик тяжело спрыгнул с моей спины и тут же лег на бок, отдыхая. Укачало. Да, это вам не в коробе на лошаке спать. Я чай не конь.

Мы не стали разводить костер, обошлись водой и несколькими сухарями с вяленым мясом, а Пончик обозначил намерение половить рыбу, зашел в воду по брюхо, но холодное течение ему не понравилось, и он недовольно выскочил на уже нагретый утренним солнцем песок.

- Медленно идем, - вдруг сказал Машка.

Я обиделся.

- Слушай, ты... Я вообще первый раз. Это мой первый выход в горы вообще.

- А-а... Тогда быстро.

Я сплюнул.

- Почему медленно? - ну, не мог я не спросить у этого умника.

- В горах погода быстро меняется. Как только мы выйдем из леса наверх, может начаться дождь.

- С чего ты решил?

- Смотри во-он туда, - Машка показал на куст папоротника за водопадом, - видишь, листья расправил, здесь скоро пойдет дождь, часа через три. Откуда он может прийти? Только со склонов. Значит, он там уже идет. И над краем леса, вон у подъема на гору... видишь? Орел к гнездовью полетел. Вверх. А еще только утро, ему бы еще охотиться, а он порулил домой. Так вот...

- Ну, и? Получается, в дождь мы так и так попадем.

- Я к пещере добраться хочу. Есть в тех местах одна.

- Так бы сразу и сказал. Пошли тогда, - я встал, хватая баул. Пончик нехотя забрался мне на спину, а этот... наемник продолжал сидеть, - Чего сидишь?

Машка пожевал травинку, и вдруг резко выкинул что-то из ладони в сторону другого берега ручья. Раздался чей-то крик, что-то свалилось с дерева, а Машка стремительно подхватился, скинул сапоги, подвернул штаны и помчался по ручью. Пончик заинтересованно пищал, пока Машка искал что-то в зарослях, но волнения не выказал.

А парень уже радостно бежал назад, разбрызгивая воду и мотая в руке тушкой какой-то птицы.

- Во! - заорал он, - На ужин будет!

- Это что? - я, конечно, был слегка, как бы так сказать, ошарашен.

- Как что? Тетерев!

- Не. Чем ты его? У тебя же нож в сапоге остался, - я показал на валявшийся рядом сапог.

- А, вот, - он сунул дохлую птицу мне под нос.

И я увидел дротик. Небольшой. С ладонь. Потом прикинул расстояние до места, где Машка ковырялся в поисках убиенного. Выходило что-то около пятнадцати шагов. Ох, ты ж, хвосты крысиные! Без замаха! Как он этого несчастного еще и увидел.

- Эй, - позвал меня Машка, - Ты, что не рад, что у нас на ужин будет дичь?

Он, кажется, обиделся? Надо же. А меня, значит цеплять можно. Но меня не это интересовало:

- Вот смотрю я на тебя Маша, и думаю. Ты у нас и ловкий и быстрый. С мечем, как с собственной рукой, обращаешься. Оленя для тебя убить и притащить на себе не проблема. Бегаешь долго, ходишь быстро, дротиками швыряешься, как буд-то родился с ними. В Дарае был, от хануров в Орлиных горах сбежал. Этих же хануров можешь из могилы вытащить, всякие травки знаешь, и запрещенный кайф на тебя действует совсем не так, как на других - ты у нас поспал два часа и очухался. Для чего тогда принимал эту гадость? Маш, ты вообще кто?

Машка совсем скис и буркнул:

- Наемник я, - расправил штаны, одел сапоги, взялся за лямки баула, и, взвалив его себе на плечи, зашагал по камням к водопаду.

Мне оставалось только топать за ним.

3

Лес поменялся. Из лиственного он как-то сразу перешел в хвойный, и теперь мы двигались вдоль бурно пенящегося на мелких перекатах ручья, среди стройных лиственниц и сосен. Тропка стала ещё уже и забирала вверх всё круче, так, что через полчаса моя спина уже взмокла под баулом, и дышал я как бодро скачущая лошадь. Кто там говорил, что не конь?

Не помню, как и через сколько времени - уже смотрел только под ноги да на Машкину спину и лишь иногда примечал сухие ветки - мы добрались к небольшому озерцу. Даже не озеру, а скорее разливу ручья на довольно большой полянке. Мелкая глубина разлива позволила чьей-то доброй душе набросать большие плоские валуны через все озерцо, и мы спокойной пропрыгали с булыгана на булыган по этой дорожке до другого берега. И то, что эта дорожка вообще тут была, навело меня на мысль - а так ли уж не хожены эти горы? Так ли не изведаны?

Потом тропа немного попетляв среди сосен прижалась к высокой, не менее семи саженей, темно-серой скале из углистого сланца, и Маша предупредил меня, чтобы я не вздумал кричать. И вообще помалкивал, если не хочу, чтобы на макушку прилетело чего-нибудь тяжелое. Можно подумать, я до этого песни во весь голос орал. Петь, кстати не умею. От слова совсем. Мне гризли на ухо наступил.

Тропка довольно долго шуршала под ногами серой каменной крошкой. Сосны поредели, кустарник измельчал, и, неожиданно потеряв ручей из вида, мы выбрались на поверхность горного луга, заросшего густой травой и образовавшего небольшое болотце. Как я понял, здесь находился родник, из которого и был истоком нашего ручей.