Марисса Майер - Бессердечная [litres]

Присяжные принялись царапать на табличках.

Питер шагнул вперед.

– Эти люди – служанка, Шут и вот она , – рыкнул он, глядя на Кэтрин. – Они, это, вломились в мои владения. Я никого из них не приглашал. А они шныряли да разнюхивали, подавай им «монстра», «чудовище».

Он сплюнул.

– Но она-то была моей женой. А вы ее убили. Прямо у меня перед носом убили ее. Это вы чудовища и есть. А не я. И не она!

– Она была Бармаглотом! – выкрикнула Кэт.

Толпа ахнула.

– Он не говорит вам главного. Жена , которую он защищал, была Бармаглотом. А Мэри-Энн должна была стать обедом для этой твари.

– Нечего было ей делать у меня на огороде! Преступники! Убийцы!

– Это ты убийца!

– И ты тоже – да еще и воровка к тому же! Украла мою тыкву, я знаю, что украла. А жене-то уже становилось лучше. Порча сходила мало-помалу, но тут она увидала пирог, да как давай его глотать, и снова обернулась этим… а могла бы… она не должна была снова оборачиваться, это ты виновата!

Король застучал своим молотком – каждый удар кузнечным молотом отдавался в висках Кэт.

– Довольно, довольно! – заговорил Король, обливаясь потом. – Полагаю, присяжным важно получить небольшое разъяснение.

Он прочистил горло и поправил пудреный парик на голове.

– Сэр Питер, вы признаете, что Бармаглот был вашей женой?

Публика заволновалась, и Кэт услышала, как присяжные обсуждают, что видели жену Питера Питера на черно-белом балу. Болезненную худышку. Вовсе не чудовищную.

– На нее порчу навели, – заговорил Питер. – Отравили дурной тыквой. Я видел, как она их ела, прямо остановиться не могла. А потом захворала. Я думал, это оттого, что переела, но потом… потом она стала меняться.

Между бровей у него залегла глубокая морщина.

– В первый раз это случилось, когда мы ушли с бала, потому как все эти придворные так с нами разговаривали, будто мы им не ровня и нечего нам там делать. Потому как вы , – он ткнул в Кэт пальцем, – глядели на нас так, будто мы ошметки какие-то. Я сам видел, как она обернулась Бармаглотом. Своими глазами.

Питер сжал кулачищи.

– А когда она снова в себя пришла, страдала по тыкве так, что и сказать нельзя. Сжевала все тыквы и хватала все рыжее да желтое, но ничего не помогало. Не могла набить утробу.

Кэт так заскрипела зубами, что у нее свело челюсти. Говорили, что Бармаглот в тот первый вечер бросился сначала на Чеширского кота и Маргарет – а ведь тогда шерсть у кота была с оранжевым отливом, да и запах съеденных им тыквенных пирожков, видимо, еще не выветрился.

В другой раз она схватила Льва с его золотисто-рыжей гривой. Однако, скорее всего, чудовище явилось туда из-за Шляп Ника, гонца, того, кто принес первую тыкву из Шахматного королевства.

А в театре зверь гонялся за ней. Желая получит еще ее тыквенного пирога.

– Когда она обернулась во второй раз, – громыхал Питер (глаза у него запали и были окружены глубокими тенями), – я расправился с тыквами. Они у меня за все ответили.

– Насколько я помню, – процедил господин Гусеница, – Бармаглот нарушал порядок. Хорошо, что от него удалось избавиться. Скатертью дорожка.

– Я ж пробовал ее унять, – сказал Питер Питер. – Клянусь, что так. Даже клетку построил, но удержать ее мне было не под силу.

Он свирепел на глазах.

– И все же она была невиновата! Все дело в тех порченых тыквах!

Кэтрин сжала обеими руками перекладину так, что у нее заболели пальцы.

– Это не защита. Вы убили Джокера. Обезглавили его, прямо у меня на глазах.

– А вы убили мою женушку!

– Вы собирались скормить ей Мэри-Энн!

– А нечего было ей являться на мою землю!

БУМ.

БУМ.

БУМ.

Стук королевского молотка прервал их спор, и Кэтрин повесила голову.

– Бла-благодарю вас, сэр Питер за ваш… э-э-э… комментарий, – голос Короля дрожал. – Итак, мы выслушали показания обвиняемого. Присяжные, каков ваш вердикт?

Присяжные сгорбились над своими табличками и заскрипели мелками, перешептываясь. О чем они говорили, Кэтрин не слышала. У нее шумело в ушах, пред глазами, затмевая мысли, вставали картины: лежащий в грязи Джокер, вонзающийся ему в горло топор, ее сердце, рассеченное надвое.

– Мы пришли к заключению, ваше величество, – заговорила жаба, сжимая в перепончатых лапах грифельную доску. Там был нарисован усмехающийся Питер Питер, стоящий на огромной тыкве. – Мы, присяжные, признаем Питера Питера… невиновным!

В зале поднялся оглушительный шум. Все жители Червонного королевства, находившиеся в зале, обнимались и что-то ликующе выкрикивали. Даже Король с облегчением захихикал.

Червонное королевство еще никогда не сталкивалось с такими жуткими делами, и все были счастливы, когда процесс окончился. Человек оказался невиновным. Теперь все могут разойтись по домам и продолжать свою глупую, бесполезную жизнь. Все кроме Кэтрин. Краем глаза она заметила нахохлившегося Ворона.

И вырвала молоток из рук мужа.

– МОЛЧАТЬ! – закричала она и стукнула молотком по перекладине с такой силой, что по полированному дереву побежала трещина.

Шум в зале суда мгновенно стих.

Все лица теперь были обращены к Королеве. Все словно только что заметили ее покрасневшее лицо и сверкающие глаза. Черепашка поспешно спряталась в свой панцирь. Броненосец свернулся в шар. Страус попытался сунуть голову в полированный кварцевый пол, но безуспешно.

– Я отменяю вердикт присяжных, – прошипела Кэтрин. – Я, Червонная Королева, объявляю, что этот человек виновен. Виновен в убийстве. Виновен в похищении и воровстве, и во всем остальном, а посему требую отрубить ему голову. Приговор окончательный и должен быть приведен в исполнение немедленно!

Ее слова разнеслись по залу суда, ошеломленные лица исказились от страха. Никто не осмеливался даже дышать.

Кэтрин впилась глазами в сэра Питера, в его свирепое лицо, покрытое грязью, в его редкие желтые зубы.

Все ее тело снова стало неметь, словно от холода.

– Вы не заслуживаете милости, – сказала она.

Питер снова плюнул на пол.

– Ничего мне от вас не надобно.

– Н-н-но дорогая… – заговорил Король. Тихий, покладистый, испуганный. Он погладил ее по руке, но Кэт отшатнулась. – Мы… мы раньше никогда… В Червонном королевстве мы не… Как же это, милая, ведь у нас и палача-то нет.

У Кэт дернулся уголок рта. Она перевела взгляд на Ворона.

– Палач есть.

Ворон поднял голову.

– Ты был Палачом у Белой Королевы, – обратилась она к нему, – так послужи теперь мне. Служи мне преданно, и вместе мы сможем отомстить.

Ворон долго сидел неподвижно, как статуя. Потом расправил крылья и соскочил с перекладины. Черная, словно чернильная клякса на камне, птица приняла очертания человеческой фигуры в капюшоне. Лицо было скрыто в тени, руки в перчатках сжимали рукоять остро наточенного топора. Сейчас, в ярко освещенном зале суда, Кэт разглядела, что плащ с капюшоном был из перьев.