Марисса Майер - Бессердечная [litres]

– Моя госпожа, – строго произнес Джокер. Они почти не разговаривали до тех пор, пока остальные гости не разбежались по домам. Даже Ворон, казалось, покинул их с радостью и полетел в какой-то неведомый уголок Королевства. – Я очень, очень сожалею. Я подверг вас опасности. Я…

– Вы не в ответе за Бармаглота. – Кэт остановилась и посмотрела ему в глаза. У нее за спиной сонно бормотал ручей. – Ведь так?

Всю дорогу они шли, взявшись за руки, но это не казалось таким романтичным, как в начале вечера. Сейчас для Кэт важно было совсем другое. Прикосновение. Безопасность. Да, с Джокером она чувствовала себя в безопасности, хотя и понимала, что он не может ее гарантировать.

– Если бы не я, – сказал Джокер, – вы мирно лежали бы в постели вместо того, чтобы видеть такие ужасы.

Кэт опустила взгляд на их переплетенные пальцы. Ее рука казалась очень бледной рядом с черной кожей его перчатки.

– Может быть, завтра я и решу, что прошлая ночь была ошибкой. Но пока мне так вовсе не кажется. – Кэтрин прерывисто вздохнула и снова подняла глаза на Джокера. – Невзирая на чудовище, я получила удовольствие от своего первого настоящего чаепития. Оно мне очень понравилось.

На лице Джокера мелькнул призрак улыбки.

– А я был счастлив, что взял вас туда. Невзирая на чудовище.

– Тогда не нужно завершать эту ночь разговорами об ужасных вещах, – сказала Кэт.

И, хотя при этих словах ее обожгла вина (разве можно было забыть об участи храброго и благородного Льва?), воспоминание о музыке, шляпах и чае, обо всем, что было раньше, приносили облегчение.

– Как вам будет угодно, миледи. – Джокеру, кажется, тоже хотелось думать о более приятных вещах. Он помог Кэт забраться на берег. – Я не успел выразить восхищение вашим выступлением. Печенье было восхитительным, как вы и обещали.

Кэт гордой улыбнулась.

– Правда? Благодарю вас, господин Шут.

– Где вы научились так печь?

Кэтрин задумалась. Где она научилась печь? Это так давно стало частью ее жизни…. Разве когда-то было иначе? Кажется, она всегда испытывала радость, погружая пальцы в миску с тестом – песочным для тортов или дрожжевым, теплым и дышащим.

– Наша кухарка что-то мне показывала, когда я была еще маленькой, но по большей части я до всего доходила сама… Совала нос во все кулинарные книги, какие могла раздобыть, и не боялась экспериментировать. Мне нравится смешивать ингредиенты, сами по себе не очень аппетитные – сухую, похожую на толченый мел муку, скользкие яичные белки и горький темный шоколад – и создавать из них что-то неописуемое. Это может показаться странным, но иногда я будто слышу, как эти ингредиенты со мной говорят. – Кэт смутилась. – Вот видишь, какая чепуха.

– Мне нравится чепуха. Что еще вы умеете готовить?

– Да что угодно, если увижу рецепт. Пироги. Торты. Бисквиты. Даже лепешки из жмыха. Как вы думаете, они понравятся господину Ворону? Я заметила, что мое печенье его не особо впечатлило… – Кэт покосилась на Джокера. – Или, может быть, вам понравятся лепешки из семечек? Я, кажется, не вполне понимаю, кто вы – человек или птица.

Джокер расхохотался.

– Ворону лучше не пробовать ваши лепешки из жмыха: боюсь, они так придутся ему по вкусу, что заодно он проглотит и свой безупречно логичный ум! – Джокер провел пальцем по тыльной стороне ладони Кэт. – Ну, а я заранее уверен, что мне понравится все, что вы сделаете.

Кэт робко подняла глаза на Джокера. Он ласково посмотрел на нее, а потом продолжил.

– Король упоминал о каких-то тортах, принесенных вами на бал. Тогда я не обратил на это внимания – решил, что какой-то повар испек их по вашему приказу, но теперь… я понимаю, почему его величество так к вам привязан. Вы не просто талантливы, но… знаете, вы становитесь настоящей красавицей, когда говорите о кулинарии. Вы мастерица в этом деле и знаете это. И это знание словно освещает вас изнутри.

Кэт немного успокоилась, ей было лестно и приятно слышать это, и еще… очень больно. Всю ночь она не вспоминала о Короле, о его вчерашнем визите и… о том, чем он закончился. А ведь теперь он уже не просто Король. Он ее жених.

Сейчас, когда вечер подошел к концу, и всяким вероятностям и невозможностям больше не было в нем места – ее решения и действия казались невыносимо, недопустимо глупыми. О чем она только думала, сбежав из дома с придворным шутом? Если родители узнают, они с ума сойдут от ужаса. Ее репутация может быть безнадежно разрушена.

– Это всего-навсего легкомысленное увлечение, – пробормотала она, сворачивая на дорогу к Черепашьей Бухте. Каблуки застучали по булыжной мостовой так звонко, что Кэт невольно привстала на цыпочки. Джокер шел рядом, бесшумный, как снегопад. – Но все же приятно, когда умеешь делать хоть что-нибудь. Конечно, мои родители предпочли бы, чтобы я освоила что-то другое, но по мне и так неплохо… – Кэт вздохнула. – А вот вам, кажется, удается все, за что ни возьметесь.

– Не все, – возразил Джокер. – Хотите верьте, хотите нет, но я за всю жизнь так и не научился взбивать яйца.

– Какой кошмар!

Он улыбнулся, а Кэт с удивлением поняла, что ей ужасно хочется рассказать ему о кондитерской, которую они собираются открыть вместе с Мэри-Энн. Желание поделиться с ним своими мечтами было внезапным и страстным. А еще Кэт захотелось рассказать ему, как она видела его во сне. Но у них с Мэри-Энн был уговор никого не посвящать в свои планы. Исключение сделали только для Герцога, и то по необходимости, так что немыслимо было открыть сейчас все Джокеру – это было бы предательством старой дружбы. Эта мысль помогла ей сдержаться.

– Не обязательно провожать меня до самого дома, – произнесла она, чувствуя, что ноги с каждым шагом слабеют.

– О том, чтобы я ушел, не может быть и речи! После выпавшей на нашу долю ночи я просто не представляю, как можно бросить вас здесь, не доставив в целости до дверей. Или до окна.

Сил возражать у Кэтрин не было. Они шли по траве, мягкой и сырой от росы. Утренней росы? Целая ночь пролетела, а казалось, будто они только что вышли из дома.

Взгляд Кэт скользнул по лимонному дереву под окном спальни. Черное оконное стекло казалось глубоким, как яма. Огонь в камине погас несколько часов назад.

– Полагаю, сейчас вы отрастите крылья, чтобы подняться наверх?

– К сожалению, в этих обстоятельствах от моих крыльев мало проку, – Он сжал губы, в желтых глазах светилась неуверенность. – Вы спрашивали, птица я или человек, леди Пинкертон, но я ни то, ни другое.

Джокер вздохнул и повернулся к Кэт.

– На самом деле я – Рух [2] Среди шахматных фигур позиция Джокера соответствует ладье. В древних индийских шахматах ладья имела вид боевой колесницы (ратхи) с упряжкой коней и возницей. Вероятно, от этого «ратхи» произошло персидское название колесницы – «рух». В виде птицы (мифической Птицы Рух, известной нам по сказкам “Тысячи и одной ночи”) стали изображать и шахматную фигуру. А на Руси эту птицу приняли за стилизованное носовое украшение древнерусского судна – ладьи. Отсюда фигура получила свое имя. В английском языке ладья называется Rook, причем у этого слова есть еще два значения: 1) грач, 2) плут, шулер. , и Ворон тоже.