Наоми Новик - Чаща

Но здесь не оказалось ни водопада, ни утеса. Древнее дерево было совсем юным и хрупким. Напротив него, на другом берегу Веретенки, высилось еще одно. Между этими двумя часовыми река постепенно расширялась и убегала вдаль, темная и глубокая. Других сердце-древ я поблизости не видела: здесь росли только самые обыкновенные дубы да высокие сосны.

И тут я поняла, что не одна. На противоположном берегу, под старым сердце-древом, стояла женщина.

В первое мгновение я приняла ее за Лесную королеву. Незнакомка была так на нее похожа, что наверняка приходилась ей родней. В ней тоже ощущалось что-то от ольхи и древесной коры — и те же спутанные волосы, но лицо более удлиненное, а глаза зеленые. Если Лесная королева была вся золото, багрянец и охра — эта вобрала в себя более мягкие коричневатые и серебристо-серые тона. Она глядела на реку, как и я; и не успела я и слова вымолвить, как вдалеке послышался скрип весел. Показалась лодка — длинная деревянная ладья, изукрашенная прихотливой резьбой, плавно скользила по воде. В ней стояла Лесная королева.

Королева меня, похоже, не видела. Она стояла на носу, улыбаясь, с цветами в волосах, а рядом — человек, которого я узнала не сразу. Я ведь видела его только мертвым: это был король из башни.

Он выглядел гораздо моложе и выше, лицо его еще не избороздили морщины. А вот Лесная королева выглядела в точности так же, как в гробнице, в тот день, когда ее замуровывали. Позади них сидел юнец, почти мальчик, с недобрым лицом; но я различала в нем того, кем он со временем станет: безжалостного могильщика из башни. В той же ладье плыли еще люди: воины в серебряных доспехах сидели на веслах и опасливо озирались по сторонам, поглядывая на громадные деревья.

За ними следовали еще лодки, десятки лодок, но эти выглядели кустарными поделками и скорее походили на листья-переростки, чем на настоящие челноки. В них теснились существа, подобных которым я в жизни не видела: все они чем-то походили на деревья, как и сама Лесная королева — темный каштан и яркая вишня, бледный ясень и теплый бук. Среди них были и дети, а вот стариков — ни одного.

Резная ладья мягко ткнулась в берег. Король помог Лесной королеве сойти на землю. Улыбаясь, она подошла к моей незнакомке и протянула к ней руки.

— Линайя, — промолвила она.

Я откуда-то знала, что это слово и магическое, и нет; одновременно имя и не совсем имя; оно означает «сестра», и «подруга», и «спутница». Имя отозвалось среди деревьев странным эхом. Листья словно зашептали его в ответ, рябь на воде подхватила его; казалось, имя это вписано везде вокруг меня.

Лесная королева словно бы ничего не заметила. Она расцеловала сестру в обе щеки. А затем взяла короля за руку и повела его дальше, сквозь сердце-древа, к роще. Люди из башни привязали лодки и последовали за ними.

Линайя молча ждала на берегу, наблюдая, как из остальных лодок высаживаются древолюди. Едва очередная лодка пустела, Линайя дотрагивалась до нее рукою и превращала в плывущий по воде лист; течение аккуратно загоняло их на мелководье. Скоро река опустела. Последние отставшие древолюди уже спешили к поляне. Тогда Линайя обернулась ко мне и тихим, звучным, глубоким голосом — точно стук по полому бревну — позвала:

— Идем.

Я глядела на нее во все глаза. Но она лишь развернулась и зашагала от меня прочь по ручью. Спустя мгновение я последовала за ней. Мне было страшно, но отчего-то в глубине души боялась я не ее. Мои ноги с плеском шлепали по воде. Ее — нет. Вода, попав на ее кожу, просто впитывалась внутрь.

Время странно обтекало нас. Когда мы дошли до рощи, свадьба уже закончилась. Лесная королева и ее король стояли на зеленом холме, соединив руки, обвитые цветочной гирляндой. Древолюди рассыпались среди деревьев тут и там вокруг них и молча наблюдали за происходящим. Во всех них ощущалось глубокое, нечеловеческое спокойствие и безмятежность. Люди из башни — горстка, не больше! — настороженно наблюдали за ними и шарахались от шелестящего ропота сердце-древ. Юнец с недобрым лицом стоял сбоку от счастливой четы и с отвращением глядел на странные, длинные, суставчатые пальцы Лесной королевы, обвившие руки короля.

Линайя подошла к ним. Глаза ее были влажны и блестели, как зеленые листья после дождя. Лесная королева, улыбаясь, обернулась к ней и протянула руки.

— Не плачь, — промолвила она. В голосе ее слышался смех ручья. — Я ухожу недалеко. Башня всего-то в конце долины.

Сестра не ответила. Она только поцеловала ее в щеку и выпустила ее руки.

Король и Лесная королева уплыли вместе с людьми из башни. Древолюди неслышно растаяли между деревьями. Линайя тихо вздохнула: так звучит вздох ветра в ветвях. Мы снова стояли одни на зеленом холме. Она обернулась ко мне.

— Наш народ жил здесь в одиночестве очень долго, — произнесла она. Я гадала про себя: что такое «долго» для дерева? Тысяча лет, две тысячи, десять? Бесконечные поколения, и у каждого корни уходят все глубже. — Мы начали забывать, каково это — быть людьми. Мало-помалу мы приходили в упадок. Когда пришел король-чародей со своим народом, моя сестра позволила им поселиться в долине. Она думала, они смогут научить нас памяти. Она думала, мы сумеем возродиться и, в свою очередь, многому научить их; мы могли дать жизнь друг другу. Но они боялись. Им хотелось жить, им хотелось стать сильнее, но меняться они не хотели. Они учились дурному.

Пока длился рассказ Линайи, мимо нас проносились года, громоздясь друг на друга и размываясь, точно серая и мягкая пелена дождя. И вот, спустя много времени, снова наступило лето — совсем другое лето; древолюди возвращались сквозь деревья назад.

Многие брели медленно и устало. Многие были ранены и баюкали на груди почерневшие руки; кто-то прыгал на одной ноге: вторая походила на неумело обрубленное бревно. Его поддерживали двое сородичей. Я пригляделась к культе — мне показалось, что нога вроде бы отрастает обратно. Родители вели детей; одна женщина несла на руках малыша. Вдалеке, на западе, к небу тянулся тонкий черный столп дыма.

Войдя в рощу, древолюди начинали обрывать с сердце-древ плоды и делать чашечки из кусочков коры и листьев: в точности так же, как мы с Касей в детстве, когда играли в лесу в чаепитие. Древолюди зачерпывали чистой прозрачной воды из озерца и разбредались по роще, по одному, по двое, иногда по трое. Я смотрела на них — и на глаза у меня наворачивались слезы, сама не знаю почему. Некоторые останавливались на прогалинах, где светило солнце. Они съедали плоды и запивали их водой. Мать разжевала кусочек плода, вложила кашицу в рот малышу и дала ему отпить из своей чашки.

Они изменялись. Ноги их удлинялись, пальцы ног врастали в землю. Они воздевали руки к солнцу и всем телом тянулись вверх. Одежда с них спадала, превращалась в палые листья и сухую траву. Быстрее всех менялись дети; они в мгновение ока возносились ввысь огромными и прекрасными серыми колоннами, широко раскидывали ветви, одевались серебристой листвой и зацветали белыми цветами, как будто вся заключенная в них жизнь внезапно вырывалась на волю в едином яростном порыве.