Александр Никоноров - Станция спасенных грез [СИ]

- Скажешь тоже! - улыбнулась бабушка. - Вон какой тощий. Тебя чтобы сделать колобком, надо оставить тут на годик.

- Как дорога, Санька? - спросил дедушка.

- Да все в порядке...

Что я мог им ответить? Вряд ли бы что-то случилось за три с половиной часа в душном вагоне пригородной электрички. Не рассказывать же мне, что я успел прочитать полкниги, помечтал о полетах и в очередной раз задумался, почему мама с папой отдыхают не вместе.

- А вы тут как? - спросил я. Не столько для того, чтобы разузнать, сколько для того, чтобы прощупать почву.

Ро-ро переглянулись и ответили не сразу.

- Все хорошо, - заявила бабушка.

- Да разве может быть по-другому? - удивился дед.

Я им не поверил.

- Вы не поругались?

- Да брось ты, Сашк! - дедушка обнял бабулю.

- Все хорошо, - повторила бабушка, осторожно отвечая на объятия, будто боялась обжечься.

"Все хорошо". Почему же мне стало так неуютно? Все те же ро-ро, но на душе появился осадок. Почему так тревожно? Ведь бабушка все так же накрыла стол, поставила кипятить воду, наоткрывала кучу банок...

Да, скорее всего, я придумал это все. Тень, тусклые глаза. Что за вздор? Наверняка ро-ро просто-напросто поругались и были огорчены.

- А Мишка приехал? - с набитым ртом спросил я, уминая пирожок с брусничным вареньем.

Пронеслась электричка. На несколько секунд вибрация от путей коснулась дома и всего, что находилось внутри. Немного заложило уши. Такое бывает с непривычки. Меня сотрясло, будто я вновь очутился в вагоне.

- Приехал, приехал, - засмеялась бабуля. - Ждет тебя уже неделю!

- Говорит, изобрел что-то, - подхватил дед. - Как там, мать?

- Погодь... "Что-то головокружительное".

- Во, точно.

- Ого! - воскликнул я. - Интересно, чего он опять.

Мишка был сумасшедшим изобретателем. Каждое лето он что-нибудь мастерил. Что-то, о чем помышлял весь год, проведенный в городе. Все его мысли были заняты проектами, а мечты представляли собой последовательную (не всегда) реализацию этих самых проектов. Так, в ту пору на его счету имелись: самокат с фонариком, который заряжался за счет трения о колесо, хитроумный грузовой прицеп для велосипеда, летние санки, незаконченный проект не то рогатки, не то ружья и кроссовки с пружинами. Точнее, пружины-насадки на любую обувь. Мишка очень гордился ими, ведь это изобретение позволяло ему прыгать гораздо выше, чем способен человек. Правда, он немного охладел к ним после того, как чуть не сломал руку из-за неудачного приземления. Мишка был по-настоящему чокнутым фанатом своего дела. Недаром я прозвал его Тином - сокращенно от "talanted inventor", что означало "талантливый изобретатель". Прозвище ему понравилось сразу. Домик в деревне был его лабораторией.

- Завтра ярмарка, - вспомнил я, и в душе всколыхнулось приятное ощущение - предвкушение грядущего веселья.

Дед встал из-за стола.

- Пойду в комнату...

- Ты чего? - крикнул я ему в спину. Он всегда ждал бабушку! Они вообще были как одно целое и старались не разлучаться.

Дедушка замер и посмотрел на меня. Молча.

- Я... - что я мог сказать? Обвинить его в том, что он не такой, как раньше? Вряд ли это было бы правильно. - Я... Побегу к Мишке, наверное.

- Погоди-погоди, Сашк, - одернул меня дед. - Я их утром видал, они с отцом в райцентр поехали.

Я склонил голову.

- Зачем?

Бабушка расплылась в улыбке. Я ожидал, что меня опять назовут совой, но нет.

- За велосипедом, кажись, - ответил дедушка.

- Так у него ж был. Только в том году купили.

- Был да сплыл! Говорит, еле выпросил у Володьки новый. Никакой ответственности за вещи. Вот в наше время, помню, к вещам совсем не так относились. Каждая копейка была на счету, и если уж родители покупали чего, то мы берегли это так, чтобы и на ваше поколение хватило. А нынче - не...

В общении с дедушкой существовало важное правило - вовремя ретироваться. Если беседа плавно переходила в ворчание, лучшим вариантом было оставить его одного. Это меня бабушка научила. Якобы дед так быстрее успокаивался.

Я выпрыгнул из-за стола.

- Пойду тогда читать. Спасибо, бабуль!

Чмокнув бабушку в мягкую щеку, я побежал в сени, с непривычки едва не теряя тапочки. Вскочив на огромный сундук, занимавший всю лавку, я забрался на чердак. Полумрак здесь был дружелюбным и ничуть не страшным.

И уже тут, сев в любимое кресло, осознал - на лице бабушки была точно такая же тень, что и у деда.

Интерлюдия 1

Пять лет назад

Мама смотрит на меня и улыбается.

- Все взял?

Я в пятый раз осматриваю заметно опустевшую книжную полку и хлопаю по рюкзаку.

- Все.

- А "Омут радуги"?

Я улыбаюсь и провожу ладонью по мягкой поцарапанной обложке книги.

- Конечно! Я его сверху положу.

- Может, купим новую? Эта вон как обтрепалась.

- Ни за что! Она столько всего пережила со мной. Хотя вот, положу еще одну, - я хватаю книгу и бросаю в рюкзак. - Вот теперь все.

- Ну умница. - Мама наклоняется, чтобы обнять меня. - Я приеду в августе.

Теплое дыхание щекочет мне ухо.

- Да, хорошо. Ты с папой?

Она отвечает не сразу.

- Н-нет, он не может, Саш...

Я вздыхаю. А вот бабушка с дедушкой всегда вместе и никогда не расстаются. В отличие от моих родителей.

- Мама, а папа опять не проводит меня, да?

- Папа занят, милый.

- Да чем он вечно занят?! - вскрикиваю и чувствую, что вот-вот расплачусь.

Мама склоняет голову.

- Жизнью.

ЖИЗНЬЮ. Хороша жизнь - почти не бывать дома! Не могу себе представить ситуацию, в которой дедушки так долго не было бы дома. Он бы с ума сошел! В свое время они с бабушкой даже работали вместе.

- Жизнью... А тобой он когда-нибудь бывает занят? Ну, или нами.

- А разве он не занят тобой, когда мы все вместе едем в Дымчатую?

- Опять защищаешь! - я выбегаю из комнаты в слезах и знаю, что через пять минут мама придет, чтобы обнять и успокоить.

***

- Чего довольный такой? - спрашивает мама.

- Ну, Дымчатая же.

Звонко стучат колеса электрички. Мимо проносятся дома. И поля. И леса. Дома-поля-леса, нанизанные на тянущиеся вдоль путей провода.

- Ты всегда этому рад. Сегодня прямо сияешь.

Дома-поля-леса. Провода.

- Ну... Потому что не на машине.

Дурацкое чувство. Радоваться, что тебя не подвергают мучениям и не пытаются усадить за руль, чтобы научить водить, но при этом грустить, что папа не с нами. Неприятно, когда эти два состояния борются между собой.

Мама касается моей ладони.

- Ты слишком категоричен, милый.

- Нет. Я не умею и не могу! Мне неудобно думать о стольких вещах сразу, - горячо говорю я. - Вот бы научиться летать... Взлетел - и никаких тебе забот.

- Только прошу тебя - общайся с этим чудиком поменьше, ладно?

- Дядя Коля нормальный, мам!

- Да? А кто мне говорил, что он называет рельсы рунами?

- Ну ты же меня называешь милым. Разве я милый?