Кристина Белозерцева - Пауза [СИ]

Разумеется, он ничего не ответил. Теперь нужно было вложить перстень в его ладонь и уходить. Я отодвинула край полотна, невольно боясь открыть лицо, и взяла его за руку. И замерла. Ладонь была ледяная, но проблема была не в этом. Пальцы — тонкие и холеные, с отличным маникюром делали то, чего не должны были ни в каком случае — преотлично гнулись.

Что это еще за ерунда?

Я повидала немало тел, у Георга сейчас должны быть сжаты пальцы. Вот только вопреки всему курсу по анатомии кожа его была бела, гладка и безупречна. И ни следа сыпи. Будто фарфоровую куклу за кисть берешь.

«О! — зловеще проговорил Шепот. — А ведь ты знаешь, что это значит».

«Аккуратно опусти мертвячью ткань обратно, и валим отсюда! — заорал Лусус, как только дошло и до него. — Этого еще не хватало!»

Я не послушалась, откинула полотно с лица гвардейца, просто, чтобы полностью убедиться в правильности догадки.

Умерший от некрочумы, если не сжечь тело, восстает чаще всего упырем или зомби. Но бывают исключения. Белая кожа, обретшие в смерти идеальность черты лица и вишневого цвета губы.

Передо мной на куске льда лежал в блаженном сонном неведении относительно своей новой судьбы новорожденный вампир.

С которым я теперь вот вообще не представляла, что делать!

Что-то мне подсказывало, что недолгое, но весьма бурное знакомство с адептами Маахве закончится для парня колом в сердце и все тем же костром. На всякий пожарный, простите за дурацкий каламбур. И мистрэ Клифф по-своему будет абсолютно прав! Еще ему не хватало, чтоб по городу начала шляться безнадзорная высшая нежить, притом совершенно необученная бороться со своими, так сказать, специфическими наклонностями.

Можно было, конечно, сказать Леонарду и спихнуть эту проблему на него.

«Леонарду. От которого абсолютно неясно, чего ожидать. Гениальная мысль!»

Проблемка. Но и оставлять парня тут было нельзя — это как если бы я не спасла его в первый раз, и собственными руками убила во второй. Но что делать-то? Донести его до своей комнаты я тоже не смогу. А значит, остается только один вариант. Хреновый такой вариант, надо сказать. Но мне было слишком жаль парня.

Я достала кинжал, закатала рукав и, сама не веря, что это вытворяю, сделала небольшой порез на предплечье.

«Ой, дура…» — завел привычную песню Лусус.

Как только первые капли крови упали на губы Георга, пушистые черные ресницы того дрогнули. Он облизнулся и инстинктивно схватил меня за руку, прижимая ее к своему рту. В голове тут же приятно зазвенело. Когда вампир целует , это доставляет удовольствие. Часть их магии. Главное, чтоб не перестарался. Я отняла руку, и нежить открыла глаза, в которых появился характерный алый огонек.

— Привет, — попробовала я, попятившись.

Он нахмурился, приподнялся на локтях и, кажется, пытался прийти в себя, очнувшись от смертельного сна.

— Графиня… — голос обрел новые бархатистые нотки и серебристые обертона. — Полагаю, мне стало легче?..

Скорее вопрос, чем утверждение. Но хоть узнал, и то — хлеб.

— Да как сказать…

Он провел ладонью по лицу и уставился на испачканные в крови пальцы. Брови его нахмурились.

— Или нет. Окажите мне услугу, графиня, скажите, что происходит? Лекарство не помогло? Я умираю?

Так прыгают с берега в ледяную воду. Зажмурившись и одним коротким движением.

— Лекарство не помогло. Ты умер, — честно призналась я, — от некрочумы. Теперь ты — вампир.

Георг посмотрел на меня недоверчиво, а потом неуверенно улыбнулся.

— Это — такая шутка?

— Да какие уж тут шутки, — буркнула я, — надо отсюда выбираться, пока никто из мистиков тебя не заметил. Хорошо, что уже ночь, а за день все так умаиваются, что валятся с ног. Встать сможешь?

— Мы уже на «ты»? — парень все еще не понимал. — Я не против. А не подскажешь ли, чем это так вкусно пахнет? Кажется, кто-то варит глинтвейн…

— Ага, — мрачно кивнула я, начиная все больше нервничать, — точно. В морге. Самое оно.

Георг наконец-то пришел в себя настолько, чтобы осмотреться по сторонам и тут же перестал улыбаться. В черных с красными искрами глазах медленно проступало понимание.

— Морг? — уточнил он зачем-то, невольно облизнув губы.

— Морг. Ледник. Вставай, у нас мало времени, пока никто не вошел.

Он скинул полотно, неуверенно встал на ноги и принялся разглядывать свои ладони.

— Знаешь, — проговорил он медленно, — я, наверное, должен быть в шоке. Но его почему-то нет. Только я очень голодный.

Георг поднял лицо, и в ставших черными глазах вспыхнул, разгораясь ярче, все тот же красный огонек. Плохо дело.

— Послушай, — попыталась я достучаться до его разума, медленно пятясь, так, чтобы кусок льда оказался между нами, — я накормлю тебя, но не раньше, чем мы выйдем отсюда. Ты только потерпи немного, ладно? Эй? Ты меня слышишь?

Он оказался рядом слишком быстро, одним незаметным глазу движением, размазавшись на миг по воздуху серой дымкой, потом взял за руку, поднял ее вверх к собственному лицу, зачарованно глядя, как из пореза стекают рубиновые капли. Между вишневых губ явно проступили вытягивающиеся фарфорово-белые клыки. Твою ж мать.

— Что со мной? — спросил бывший гвардеец как-то жалобно, не в силах ни отвести взгляд, ни разжать пальцы.

— Так! Стоп! — не пальцы на запястье — мертвячьи тиски! — Это жажда. Я дам тебе, чем ее утолить. Только не так и не здесь, прошу! Возьми себя в руки! Георг! Виконт Левьер!

А бесполезно. Алое зарево затопило его глаза целиком, веки потемнели, а на лице появилось новое, не знакомое мне до тех пор хищное выражение.

— Не-не-не, — оставалось только отступить хоть на полшага, но там я прижалась спиной к холодной стене морга, — нет! Георг! Не делай этого!

Вампир не понимал, не осознавал, напрочь потеряв свою идентичность. Все, что существовало для него — только жажда. Безумный голод, заполнивший все его тело, ставшее таким холодным и незнакомым. Только согреться. Только не остаться в этом мраке и холоде, когда скулы сводит от желания… желания чего?

Клыки… Они должны войти в тело, мягко прорезав кожу, плоть, так чтоб потрясающе вкусная и горячая кровь с запахом глинтвейна целебной амброзией хлынула в горло. Пить ее. Глотать. Захлебываться от жадности. Он схватил меня за плечо, запустив пальцы другой руки в волосы, и медленно отогнул голову в сторону, обнажая шею.

— Стой! Сопротивляйся! Ты сможешь! Георг! Ги!

Ги смог. Он оказался лучше, чем он сам думал о себе. Алый огонек мигнул и чуть отступил в глубину зрачков, затаившись там голодным хищником. Гвардеец отшвырнул меня к противоположной стене и упал на колени, закрыв лицо руками. Толи не желая видеть, то ли — слышать такой дразнящий запах крови.

— Уходи, — глухо прорычал он, — беги…