Кирилл Кянганен - Империя Машин

— Я поговорю с Альфом, дом на дереве — пойдёт? А когда причалит торговое судно, он оплатит вам переезд.

— А ты куда? Она не помешает, клянусь!

— Я…

— Очередь! — высунулся из пункта начальник.

Неизвестный всунул гвардейцу ключи.

Он будет скучать по острову, по семьям, знавшим его в лицо. По учителю, и по убежищу…

Пройдя уйму улиц, не имевших названия, с пылающими огнем вывесками, он одел маску и поспешил в строну драки.

«Ни дня без неё!»

Троицу полицаев уложили на землю разъярённые горожане и избивали гнилыми досками.

— Остановитесь. Не они виноваты в ваших бедах. Пятеро отошли, но остальные не обратили внимания на предупреждение. На лицах и оголенных спинах, по которым скатывались снежинки, виднелись следы кочерг. Стоящего слева он знал. «Убил стражей и был оправдан». Горестно вздохнув он вынул меч.

— Забирайте деньги, что нашли и идите.

Он решил, что отплатит удары и краденое своим кошельком. К чему организовывать судилище?

Еще двое отошли, но троица дико заржала.

— Слышишь, они тут гуляют по нашему району, без пропусков. Засунули в карманы ножи, напялили кофточки, шапочки, арбалеты на перевес, и ходят там и там. Считают им все можно. Продались за жакеты крысам!

— В чём они провинились?

— В том, что родились на белый свет. Чем думала их шлюха мать, когда отдавалась за бокал в борделе.

Повторный смех, но бездушная маска на части лица поумерила их пыл. Смех стал слегка нервным.

Неизвестный понимал, что тех, кого можно было отговорить уже ушли, и проталкивать воспитательную беседу бес толку, но того требовал регламент. И его сердце.

— Кончай пялиться кретин, вали.

— Это последнее, что я мог для вас сделать. Очнетесь в тюрьме.

Они похватали украденное у стражников оружие, а Неизвестный… исчез. По среди улицы взял и пропал.

— Что за дела?! Слышь ты где!

Недоуменно оглядываясь они начали осматривать стены.

— Мы в этом участия не принимаем — сказали остальные и забежали в первый подъезд.

— Трусы, тут никого нет — сказал бритоголовый, пятясь к проулку.

— Увы, есть — раздался сзади голос. Бритоголовый обернулся и упал, парализованный точным ударом.

Двое вскинули пистолеты и выстрелили. Промахнулись. Неизвестный высоко подпрыгнул и ногами приземлился на грудь первого, второй выстрелил, и пуля отрикошетила об выставленный металлический нарукавник. Он пронырнул под бандитом, и с силой рванул вперед. Бандит упал. Последний замахнулся для удара, попал в блок. И начал задыхаться.

— Отпустиии — прохрипел он.

Люди выглядывали из окон и видели, как Неизвестный в маске поднял за горло над землей человека вдвое тяжелее и крепче его.

— Ты свяжешь своих собутыльников, и сам пойдешь к офицеру, расскажешь ситуацию и прихватишь в каменоломню друзей, на год. Понял?

Спокойный голос поверг в ужас бандита и тот дико закивал, пытаясь последними силами вырваться из стальной хватки.

Неизвестный разжал руку, бритоголовый упал на колени и пытался отдышаться.

— Кто вы? — поднял он взгляд. Но улица была пуста, а следы исчезли. Он глянул на наручные часы, которые украл у одного из полицаев: прошло две минуты, а ему показалось — вечность.

Неизвестный поднимался по заброшенной веревке на дерево. Перебирался с ветки на ветку, и скатился по стволу дерева. «Вот я и дома…»

На террасе размещались приспособления для обработки ран и койки, а сквозь пол проходили толстые ветви.

Особняком крепилась конструкция, предназначенная для подъема к дому на дереве раненых или тех, кто не в состоянии забраться по веткам.

На ось колеса была намотана веревочная лестница. Он приподнял Г — образный зажим, и веревочная лестница съехала к земле.

Он толкнул никогда не запираемую дверь.

Островитяне знали его, и никто не заходил без приглашения. Сняв маску он прошёл в самодельную ванну. Перегородки из дощатых скреп и матрацев кишели клопами, но он обрабатывал помещение специализированным газом из лабораторий просветителей. Ненависть — ненавистью, но сделки — сделками.

Над кроватью красовалась карта острова на холсте. Ее нарисовал знакомый художник, отблагодаривший Неизвестного за помощь.

Парящие кинжалы делили остров на зоны, которые патрулировали от грабежей и снабжали продовольствием с медикаментами. И, если, иные, периодически отлынивали от разбора завалов и рискования жизнью, то Неизвестный не позволял себе и часу безделья.

Он подошел к умывальнику, вытащенному из подвала торговых рядов. По бирке и не поймешь — здешний или имперский. Налил воды в руки из бутылки и умылся. Поглядел в зеркало: белые волосы просвечивались сквозь темные.

«Рано я старею» — погладил он шельф махровой простыни и истертую кожу кистей.

Впалые глаза были свидетелями недавней болезни, когда он слег с лихорадкой — Солнечным Жаром.

Люди окрестностей боялись что их единственный спаситель, который без страха спускается вниз, раздает найденные лекарства и еду, может умереть. Они выстраивались в очередь и отдавали самое ценное. Он никогда не видел такой заботы. Особенно его поразила женщина, смотревшая на него с постоянной благодарностью, хотя он и не понимал за что. Ведь прежде он ее не видел.

И вот он здоров, а кому — то могло не хватить антисептиков или чего — то еще, из того, что влили ему в нутро, сквозь негодования.

Порошок застревал в бороде и меж зубов. Он пригладил щетину, промыв бороду от кислой посыпки и ощутил зацветший запах — опять забыл поменять позеленевшую воду.

Прошёл в обставленную по — старинному стилю комнату. Старинным стилем он называл наборы рухляди: пошарпанный стол, стул без ножек, кресло с отломанными подлокотниками и кровать, состоящую из матраца и сетки. Спинка у ее изножья пошла на ставни, а у изголовья — на подпорки для шкафа. Некоторые вещи, такие как диван, люстра и светильники он привел в надлежащее состояние, но по большей части наполнение комнат выглядело жалко.

Некогда они имели довольно торжественный вид. Кинжалы вынесли фурнитуру и мебель из рухнувшего здания городского правительства, когда Неизвестный получил титул мастера. Ему полагалась треть находки.

Стены были увешаны картинами, всюду свисали полотна, крепившиеся за что только можно. Но одна картина повторялась.

Он пытался нарисовать отчима, но не мог вспомнить каков он.

Каждый раз, начиная новое творение и вырисовывая знакомые черты, Неизвестный вскрикивал, так как они невольной рукой превращались в маску убийцы. В его маску — полумесяц. И таких масок им нарисовано пять. Приняться за шестую он не решился. Боялся эффекта, захватывающего душу, от чего и запрятал краску с рисунками за досками и шкафами.

Неизвестный сел за столик и поставив на него локти, обнял голову.