Владислав Южный - Гансауль и Хак

— Что с ним?

Хадар рявкнул злобно:

— Спать лег! — Взъерошив тронутые инеем седины чёрные волосы, каторжник врезал ногой по котлу, тот отлетел, чуть не зашибив худосочного Ванта. — Чёрт! Чёрт! — Он повернулся к Гансаулю, глаза вспыхнули ненавистью. — Где ж ты шлялся, урод? Не мог сразу сказать?!

— Не надо было жрать втихую!

Хадар набычился, в тугих мозгах бывшего наемника и разбойника со скрипом ворочились мысли. Он ещё не успел и рта открыть, Гансауль уже знал, что скажет Хадар, слишком явно на бульдожьем лице проступают недобрые мысли. Так и есть…

— Значит, мы все передохнем, а ты жить будешь? Ну уж нет!

Хадар рывком вскочил, рука скользнула за пазуху, и вот уже в руке зажата «заточка» — похожая на школьную линейку полоска железа, правда толщиной с полсантиметра, заточенная с одного конца наподобие ножа. Каторжники вскочили, глухо зашумели, как шмели. Хадар размашисто выписал несколько угрожающих вензелей и шагнул к Гансаулю.

— Брось, Хадар, парень не виноват! — лишь один подал голос, остальные равнодушно молчат, а кто и подначивает — давай! давай!

Все произошло слишком быстро, и не разглядеть толком. Хадар дернул рукой, целясь в живот противнику, но Гансауль чуть повернулся, вроде схватил за запястье, вдруг резко крутнулся юлой, и с разворота всадил отнятый нож Хадару в затылок. Тот сделал пару неуклюжих шагов и рухнул мешком. Толпа шумно выдохнула, повисла звенящая тишина. Гансауль склонился над поверженным врагом, рывком выдрал нож, с тускло блеснувшего лезвия сорвалась тянучая капля крови. Повертев оружие в руках, презрительно хмыкнул:

— Туповат… как и хозяин. Может, кто ещё хочет уйти легко и без мучений? — Нож полетел к ногам каторжников. — Только уж давайте сами…

Никто не притронулся, самоубийство и в этом мире считается страшным грехом. Хак устало прикрыл глаза, он тоже бы не решился вскрыть вены, дабы избавиться от предстоящих мучений. Страшно умирать. Одно дело от болезни, когда умрешь может быть сегодня, может завтра, а может еще протянешь немного. И другое, когда знаешь, что смерти точно не избежать, и что она уже стоит за спиной. «Вот и всё! Попасть в чужой мир, чтобы два года корячиться в рабстве, и сдохнуть в вонючем загаженном руднике от отравы, как крыса. Да уж, только мне могло так „повезти“, другие вон сразу в бароны или даже в короли…»

— Зачем они так? Зачем так с нами? — Вант спросил со слезами в голосе. — Мне ж полгода осталось. Полгода и всё — домой. Как же так?!

— А что непонятного — яд останется в нас, и когда глоды заявятся, уже наши несвежие трупики послужат отравой. Так ведь, Гансауль?

Тот лишь молча кивнул.

— Фу, а чего так дерьмом завоняло? Кто обгадился со страху?

— Да это Аркаин. А может и Хадар, мертвые ж.

— Вот чёрт! Нее, чтоб глоды посмеялись над моей обгаженной тушкой?! Ну уж нет! — Неунывающий Кварай и сейчас держится молодцом. — Пойду-ка я… по грибы. Гляну — так ли уж Стылая без дна…

Кварай ушёл, все молча проводили его гордо выпрямленную спину взглядом. Чуть погодя поднялся Фантер, ничего не сказал, лишь кивнул и ушёл вслед за Квараем. Так, один за другим, они и ушли… Последним поднялся Вант, он долго смотрел на дрожащее пламя факела, в глазах застыли слёзы. Хак попытался встать, но нога подвела. Он грохнулся, зашипел, стиснув зубы от боли. Торопливо пополз, в животе уже разгорелся пожар. Хак поспешил изо всех сил, ещё не хватало сдохнуть на полдороге, хотя какая теперь, к чертям, разница, где откинуть копыта?! Но Хак полз, полз из последних сил, а огромные раскаленные щипцы уже взялись выкручивать кишки. Что-то стиснуло горло, стало нечем дышать, Хак перевернулся на спину, хотелось кричать, но из глотки вырвалось лишь тихое шипение. Перед глазами всё потемнело, он дернулся… и сознание милосердно погасло.

Зюхер обтер платком потную голову и смачно высморкался.

— Ну и жарища! Как в аду!

Карбич не сдержал иронии:

— А вы там были, господин полковник?

— Нет. Но точно буду. Да и вам, Карбич, думаю не избежать.

— Это ж почему?!

Но полковник не успел ответить… От рудника отошли уже прилично, только-только прошли Кунскую долину. Лошадей пришлось нещадно стегать, усталые животные наотрез отказались уходить с лугов, заросших по пояс сочной травой. Всё-таки пошли дальше, Аваганское ущелье, вначале широкое, стремительно сузилось, склоны, почти отвесные, подступили вплотную к дороге. Хотя и дорогой это назвать трудно, — тропа, виляющая, как змея, меж огромных каменных обломков. Идти пришлось осторожно, ступая словно по тонкому льду — под ногами крошево из камней, вывихнуть ногу можно в два счёта. Потому полковник промедлил с ответом, аккуратно шагнул меж двух булыжников, открыл было уже рот, но стрела с ярко-красным оперением клюнула в глаз. Карбич остолбенело уставился на медленно оседающего Зюхера, растерянно обтер лицо от брызг крови и ошметков глаза. И лишь с запозданием рявкнул на всё ущелье:

— Гарнизон, в бой!

Но бывалые бойцы сообразили раньше командира. Спешно прикрывшись щитами, солдаты стягивались к центру колонны, ближе к командиру, стрелы дождем захлестали с обеих сторон, щиты лишь немного спасают. Карбич заорал во всю глотку, срывая голос:

— Отходим! Назад, в долину! Да поживее!

Стрелы полетели реже, но теперь укрывшиеся на склонах стрелки целились тщательнее. То тут, то там раздавались вскрики, солдаты падали и уже не поднимались. Карбич схватил одного истошно орущего бойца, закинул на плечи и побежал. Раненый заплакал, совсем ещё мальчишка, стрела застряла глубоко в груди, парнишка уже вовсю пускал кровавые пузыри. Внезапно дернулся, тут же затих, Карбич скосил глаза и тихо выругался, из затылка парнишки торчит обломок стрелы. Майор опустил солдатика на землю и тут же удар в спину, по хребту потекло что-то горячее. Карбич с трудом удержался на ногах, сделал пару шагов и тут снова удар, сзади, чуть выше колена. Нога тут же отнялась, Карбич невольно споткнулся, и со всего маху грохнулся об камни. Приложился виском, неслабо, в голове зазвенело, в глазах замерцали огоньки. Кто-то подхватил под руку, попытался тащить, но тут же рухнул рядом. Карбич завыл от страха и боли, пополз по залитым кровью камням, по мертвецам, пока третья стрела не успокоила навечно…

Цукенгшлор вжался спиной в щель меж двух валунов, руки, хоть и тряслись, но проворно бинтовали распоротое бедро. Повезло — стрела с широким, острым, как бритва, наконечником, ударила вскользь, а могла бы и срубить ногу по самые… эти самые. Но кровь хлещет фонтаном, надо торопиться, пока ещё в сознании. «Черт, кто же это?! Для разбойников слишком лихо и организованно, глоды… глоды — те вообще тупое зверье. Кто-то из соседей решил пограбить перед самым приходом глодов, а там война все спишет?» Закончив, тщательно вытер ладони, чтоб не скользила рукоять меча. Обвел взглядом побоище, кошмар, кругом трупы, трупы, что несколько минут назад были живыми людьми. Послышались отчаянные крики, Цукенгшлор осторожно приподнял голову, выглянул из-за укрытия. По ущелью, раскинувшись цепью, брели десятка три глодов, с огромными топорами в могучих, покрытых чёрной курчавой шерстью руках. Глоды неторопливо бредут, высматривая недобитых, если кого находят живым — короткий замах, и несчастный отправляется к праотцам. Один из глодов, плетущийся позади и чуть в стороне, не утерпел — тюкнув топором, сунул отсеченную кисть мертвеца в огроменную пасть и с блаженной улыбкой захрустел. Тут же раздался злой окрик: