Марьяна Сурикова - Между Призраком и Зверем

— Какие препараты? — Сперва показалось, будто помощница, присланная мадам Амели, что-то знает.

— Ну, такие, для поднятия, мм, энергии.

Я осознала, что служанка имела в виду, и с досады чуть не высказалась по адресу мадам. Ее девочки разбирались в тонкостях всего, связанного с неземной красотой, умело совмещая это с прочими знаниями, порой даже слишком умело.

— Не нужны ему никакие препараты! — заметила я раздраженно, подразумевая совсем иное, а не то, о чем подумала вновь хмыкнувшая горничная. — Есть здесь халат, плед, плащ? Мне нужно проверить доз… дорогого Кериаса.

А вдруг это Призрак? Он уже начал охоту, но не смог прорваться сквозь защиту, и удар пришелся по дознавателю?

— Халат, госпожа. Только масочку с волос еще пятнадцать минут снимать нельзя.

— Нельзя так нельзя.

Я тряхнула этими самыми волосами, уже подсохшими, но по-прежнему розовыми. Затянула пояс длинного шелкового одеяния потуже и поспешила к дверям, обнаружив за ними пожилую экономку, также нанятую вчера.

— Ведите, — быстро распорядилась, вспомнив, что не знаю, где в этом доме комната моего работодателя.

Когда я вошла, у постели дознавателя суетились две молоденькие служанки: одна меняла компресс, другая тщательно (даже чересчур) обтирала обнаженное мускулистое тело. Я вдохнула, закашлялась и огромным усилием воли не отвела глаз, поскольку странно смущаться нагого вида собственного любовника, прикрытого лишь в самом сокровенном месте.

— Покиньте комнату, пожалуйста.

— Но ему нужно делать обтирания постоянно, он весь горит, — запротестовала та девушка, что в данный момент водила мягкой губкой по широкой груди дознавателя.

— Вот вы и позовете доктора, — указала я на нее, — он ведь назначает лечение. Поезжайте, и побыстрее.

Девица скривилась, но послушно сползла с кровати, подхватила фарфоровый тазик и вместе со своей помощницей покинула комнату.

Я тут же бросилась к дознавателю и быстро натянула покрывало до плеч, а потом приложила ладонь ко лбу и тут же отдернула. Он и правда пылал.

Второй тазик с водой для компрессов стоял на тумбочке, и я выжала плотную ткань и вновь положила на лоб сыщика.

— Кериас, — позвала.

— Что? — Он открыл глаза, а я отметила, что их цвет не изменился и взгляд остался чистым. — Страстный шоколад идет тебе больше розового, — заявил дознаватель и зевнул.

— Что случилось? — спросила я, сообразив, что замечание относилось к новому оттенку моих волос. В первое мгновение даже успела не на шутку испугаться, а теперь перевела дух.

— Смени, — ответил дознаватель и ткнул пальцем в компресс.

Я быстро окунула ветошь в воду со льдом, отжала и положила на лоб императорского кузена, вновь прикрывшего глаза.

— Легче?

— Угу.

— Это Призрак что-то сделал с тобой, раз ты в таком состоянии?

— Это Мышка напала.

— А?

— Одна глупая Мышка, на защиту которой я отдал массу сил, а теперь ощущаю все прелести энергетического истощения.

— То есть?

— Целовать ты не стала, потери не восполнила, а теперь еще прогнала моих служанок. Иди, Мышка, а девушки пускай вернутся.

Я пропустила указание мимо ушей, схватила компресс и вновь окунула в воду, а потом, толком не отжав, бросила на раскаленный лоб сыщика.

Он сжал зубы, а по лицу потекли капли воды.

— Извини. — Совесть всколыхнулась, когда Зверь не ответил в обычной насмешливой манере и глаз не открыл. Схватив полотенце, бережно отерла его лицо, запоздало сообразив, что при такой температуре даже прикосновение махровой ткани ощущается, как касание наждачной бумаги. — Я ведь не могла знать, что браслет вытягивает силы, а благодарность в виде поцелуя — это не очередная издевка.

Кериас глаз не открыл да еще и голову от меня отвернул.

Что за характер!

— Я была не права.

Решившись, даже легонько погладила его по щеке.

— Ты… вы пошли на риск, разрушив печать императора, и наложили на меня защиту, стоило отблагодарить так, как вы просили. Хотя вы обычно не просите, сами целуете без разрешения. Могли бы и в этот раз…

— Не мог. — Зверь повернул голову и чуть приоткрыл глаза. Такой вот, взлохмаченный и прищурившийся, он напоминал большого ленивого кота, хотя я и понимала, что это проявление вовсе не лени, а редкого для дознавателя физического недомогания.

— Целовать нужно добровольно?

Он промолчал, значит, угадала.

— Давайте сейчас поцелую.

— Не надо.

Какой же гордый!

— Надо, если поможет. Тогда и доктора не придется вызывать, разве нет?

— Сказал, не надо. Кыш из моей комнаты, Мышка. Спрячься в норку.

— Наглец и грубиян! Сейчас поцелую, приготовьтесь.

— К чему готовиться? Не умеешь целоваться, не берись. Позови девочек.

— То есть вам все равно, кто целовать будет?

— Силу пропускает через себя тот, кому она отдана, часть поглощает защита, часть возвращается, — отрезал сыщик, — это логично и понятно любому, кхм, любому другому. От помощи девочек мне легче, Мышка, а от тебя голова болит сильнее, и ты забываешь про компресс.

— Ой.

Быстро сменила компресс.

— Тело тоже горит, — с намеком сказал дознаватель, — поэтому слезь уже с покрывала и верни ту милашку с губкой. Сомневаюсь, будто ты сможешь обтереть меня и не умереть от стыда.

— Как ваша любовница, я должна ее сегодня же уволить. Разве вы не настаивали на правдоподобном исполнении роли? Но если она вам так понравилась, давайте оставим, пусть обтирает в любое удобное время. Я остаюсь только потому, что меня совесть мучает. Вот верну долг и пойду.

И, объяснив тем самым свои намерения, обхватила его голову и поцеловала в губы.

Сперва точно я целовала, при этом очень старалась, не зная, как именно выглядит процесс восполнения отданной силы — браслет ее трансформирует или что-то там еще задействуется. Наверное, все же второе, поскольку это еще ощутилось сквозь тонкое покрывало, намекая, что не стоило слишком решительно оседлывать раздетого дознавателя.

Лихорадка Кериаса все же ударила ему в голову и помутила сознание, так как процесс выздоровления внезапно превратился в какой-то другой процесс, и не по моей вине. Да и сложно проявлять инициативу, когда тебя переворачивают на спину, подминают под себя, не размыкая губ, и продолжают целовать с… с остервенением. Руки проникают под халат и сорочку, гладят тело совершенно бесстыдно, поскольку ни о какой защите и речи не идет. Обнаженный торс, открытый сползшим покрывалом, касается твоей груди, прижимает к кровати так, что не шелохнуться, а мужская рука ведет по ноге, поднимаясь от колена все выше…

— Кхм, простите. Мне сказали, в этой комнате больной, — раздался от двери голос, перекрывший громкий гул в ушах.

Напор на мои губы и тело ослаб, Кериас отстранился и приподнялся на руках, сперва посмотрел на меня, потом на доктора, затем сказал такое, к чему и добавить было нечего: