Ольга Кузьмина - Живая вода [СИ]

Всадники переглянулись. Речь их была быстрая и трескучая, не похожая ни на один из языков, известных Джарету. Они сдернули платки, чтобы не мешали разговаривать, и Джарет с облегчением увидел, что лица у мужчин вполне человеческие, красивые, с полными чувственными губами. Глаза, когда они перестали их прищуривать, оказались большие и настолько черные, что зрачки почти не просматривались. Один из мужчин был постарше, с морщинами на лбу и у глаз. Другой походил на него, как сын.

Вопрос повторили уже не другом языке.

— Я не понимаю, — Джарет рискнул заговорить на всеобщем.

Всадники прислушались и вдруг заулыбались. Одновременно соскочили с лошадей. Тоже приподняли руки, демонстрируя мирные намерения, в которые Джарет не поверил ни на секунду. Но улыбнулся в ответ. Старший мужчина ткнул в себя пальцем.

— Триус, — и тут же указал на своего спутника. — Триурус.

Джарет чуть склонил голову.

— Джарет.

Они повторили — с раскатистым «р» и снова заулыбались. Приглашающе махнули руками в сторону подъехавшего фургона. Выразительно показали на небо, где поднявшееся в зенит солнце припекало всё жарче. Джарет принюхался. От фургона отчетливо пахло застарелым потом и… страхом? Или безнадежностью? Возница в глубоко надвинутой на лоб шляпе бросил на него равнодушный взгляд. Джарет беспечно кивнул и пошел к фургону. Доски стен были пригнаны плотно, но даже сквозь них он расслышал характерное позвякивание. Понятно, чем занимаются эти люди. Триус обогнал его и встал у входа в фургон. Отодвинул массивную задвижку и приглашающе приоткрыл дверь. Джарет небрежно поправил под курткой флейту, чтобы не мешала, и от всей души ударил ногой в пах Триуса. Тут же развернулся и врезал кулаком в челюсть его сына, отправив его отдыхать под днище фургона. От бросившегося на него возницы Джарет уклонился, перехватил его руку с кнутом и вывернул так, что человек завопил от боли. Впрочем, кричал он недолго. Джарет вырвал кнут и тяжелой рукояткой оглушил возницу. Отпихнув ногой в сторону хрипящего Триуса, Джарет распахнул дверь фургона.

— Нет! — успел услышать он знакомый голос, что-то укололо его в щеку, и Джарет потерял сознание.

Кристалл в руках Уны лопнул мыльным пузырем. Воздух вокруг угрожающе сгустился. Стало душно.

— Я поняла, — она склонила голову. — Это не моя игра. Но если они сумеют вырваться, если найдут путь домой, вы позволите им вернуться?

Воздух вокруг снова стал свежим и прозрачным. В голове Уны возник отчетливый образ высокого светловолосого сида и стройной рыжекудрой женщины в одинаковых коронах из золотых листьев. Оберон и Цимнея. Значит это правда. Проклятье на голову владычицы Авалона! Это она должна сейчас искать Ганконера, а не Джарет!

— Думаешь, ты заключила выгодную сделку, Алисса? — прошептала Уна. — Молись, чтобы они вернулись. Молись всем богам и демонам. Иначе ты будешь жить вечно в персональном аду, который я тебе построю.

— Тише, Джарет, тише. Скоро вечер, станет прохладнее, и тебе полегчает.

«Что со мной?» — хотел спросить Джарет, но вместо этого замычал. Горло болело так, что хотелось вырвать его, лишь бы прекратить мучения. Глаза не открывались.

— В тебя выстрелили иглой, смазанной ядом какой-то ящерицы. Я видел, как его добывают, — Ганконер говорил очень тихо. — Проклятая жара… А воду дадут только за ужином. Если нам вообще дадут, учитывая, что ты избил хозяина этой передвижной лавочки, его сына и брата. То есть, я думаю, что это его брат. Но может и нет.

— Заткнись… — прохрипел Джарет и облизнул пересохшие губы. — Кто меня?

— Не ожидал, что в запертом снаружи фургоне окажется охрана? — Ганконер хмыкнул. — Знаешь, что самое смешное? Стрелок тоже раб. По крайней мере, на нем ошейник, как у нас. Тебе еще поэтому так больно — горло опухло от яда и пережато ошейником.

Джарет сделал попытку шевельнуться. Тело отозвалось резкой болью. Звякнула цепь — руки оказались скованы. А ноги, похоже, свободны.

— Лежи спокойно, — Ганконер примял вокруг Джарета сено, приподнял ему голову и подложил что-то мягкое, должно быть, свернутую куртку. Фургон потряхивало, было очень жарко и сухо.

— Флейта…

— У меня.

— Глаза…

— В порядке твои глаза, просто отек распространился по всему лицу. Между прочим, твоя живучесть произвела ошеломляющее впечатление на местных. Я думаю, тебя не убьют, — Ганконер вздохнул. — Очень неприятно не понимать, о чем вокруг разговаривают.

Зашуршало сено. Джарет почувствовал, что Ганконер лег рядом и взял его за руку.

— Ты почуял, что в этом мире нет магии? Я тебе больше скажу — ее никогда здесь и не было. Необычно, правда? Мы оба провалились сюда сверху, однако на нижние миры это не похоже, скорее на какую-то версию Верхнего. Правда язык у людей совсем другой, и внешность тоже отличается. Насчет географии пока не уверен, слишком мало успел увидеть. Ты лет сто не был в Верхнем мире, да? А я выбирался недавно. Там вокруг одна техника, но сказки по-прежнему помнят. И мне не было ни душно, ни страшно, как здесь. Мы где-то очень далеко от Перекрестка.

Ганконер подул Джарету на лицо.

— Вроде отек больше не увеличивается. Может, за ночь пройдет. По ночам здесь сильно холодает.

— Сколько?..

— Сколько я здесь маюсь? Трое суток.

Первая хорошая новость. Джарет опасался, что серпантин уведет его горзадо дальше вперед по времени.

— Джарет? — Ганконер снова подул ему на лицо. — А с чего ты взялся меня искать? Нет, молчи, потом расскажешь. Сейчас главное — придумать, как нам выбраться. По моим прикидкам выходит, что дольше года мы здесь не продержимся. А скорее всего, и того меньше. Даже если нас не убьют, высохнем без магии, как трава без воды.

— Паникер… — Джарет прислушался к тихому позвякиванию вокруг. Странно, что никто из рабов даже не шепчется. — Кто… здесь…

— Живой товар. Кроме нас здесь четверо. В этом мире, как минимум, две расы. Те, которые нас поймали, смуглые и черноглазые. А пленники — с более светлой кожей и глаза у них голубые или серые и русые волосы. Но мы и на их фоне сильно выделяемся.

— Это повышает… ценность…

— Хорошо бы, — серьезно ответил Ганконер. — Не уверен, что смогу работать на плантации сахарного тростника. Или что они тут выращивают?

Фургон замедлил ход. Снаружи послышались голоса.

— Куда-то приехали, — Ганконер сел и зашуршал соломой. — Лежи тихо.

«Если меня кто-нибудь тронет, я буду лежать очень громко», — ни малейших иллюзий в отношении себя Джарет не испытывал. Если Триус пожелает отыграться, терпеть, стиснув зубы, едва ли получится. Проклятье, даже у демонов он не испытывал такой унизительной беспомощности. И перед кем? Перед простыми людьми — извечной добычей сидов!