Энтони Рейнольдс - Владетельный рыцарь

- Что с тобой происходит? - спросил он, не глядя на Бертелиса. - Откуда вся эта злоба? Из-за смерти отца? Из-за меня?

Руки Бертелиса сжались в кулаки.

- Что со мной происходит? Посмотри на себя. Ты месяцами бываешь пьян, пренебрегаешь своими обязанностями кастеляна… Ты даже не знаешь, какой сейчас день.

- Я не хотел смерти отца, - огрызнулся Калар. - И не просил для себя титула лорда Гарамона.

Он посмотрел на брата.

- Так все из-за этого? Ты хочешь быть лордом Гарамона, Бертелис? Я откажусь от титула. Не хочу брать на себя такую ответственность. Бери ее сам, если хочешь.

- Я не этого хочу, и ты это знаешь, - ответил Бертелис.

- Думаю, твоя мать была бы очень недовольна, если бы услышала это, - сказал Калар.

- Моя мать здесь ни при чем, - прорычал Бертелис.

- Я думал, ты будешь последним человеком, который станет читать мне нотации, - сказал Калар, сделав еще глоток вина. - Раньше ты был другим. А сейчас все эти дни ты только и делаешь, что тренируешься. Ты никогда не был таким… одержимым.

- Если бы я уделял больше внимания Гюнтеру… - вдруг произнес Бертелис.

На секунду воцарилось молчание.

- Ты изменился, брат, - сказал наконец Калар.

- Да, изменился, - кивнул Бертелис. - Возможно, настала пора измениться и тебе.

Калар поставил кубок на столик и закрыл лицо руками. Его младший брат всегда был его лучшим другом, и Калар думал, что всегда сможет положиться на Бертелиса. Почему же все так обернулось?

Все изменилось со смертью их отца. Весь мир Калара разлетелся вдребезги. Он оказался братом чудовища-мутанта. Его возлюбленная была изобличена как отравительница, покушавшаяся на жизнь его отца. Были покушения и на жизнь самого Калара, и он обвинил в них - несправедливо, судя по всему - свою мачеху леди Кэлисс, мать Бертелиса. И наконец, унаследовав звание кастеляна, он оказался облечен большой властью и большой ответственностью, к которой совсем не был готов.

Вернувшись мыслями к настоящему, Калар тяжело вздохнул.

- Ты прав, брат, - сказал он. - И прости, что упомянул леди Кэлисс.

Калару было отчасти жаль брата, так как он знал, что леди Кэлисс при каждом удобном случае изливает свой яд в уши Бертелиса.

Бертелис скрестил руки на груди и переступил с ноги на ногу.

- На твоих плечах тяжкий груз, брат, - сказал он. - Я тебе не завидую.

Калар улыбнулся, хотя его глаза были пусты.

- Правда, до турнира осталось два дня?

- Так и есть, - сказал Бертелис.

Калар выругался.

- Значит, уже две недели как мы уехали из Гарамона, - сказал он, покачав головой. - Фолькар меня убьет.

Мать Бертелиса, гордая и высокомерная леди Кэлисс, несмотря на возраст, была по-прежнему удивительно красивой женщиной, и, смеясь, словно сбрасывала прожитые годы.

В молодости Кэлисс была прославленной красавицей, и до того, как она вышла за лорда Лютьера из Гарамона, за ее руку соперничали два десятка рыцарей со всей Бретонии. Изысканная и надменная, она отдыхала на бархатном шезлонге в своих покоях в замке Гарамон, ее прозрачное шелковое платье словно волнами струилось вокруг ее тела.

- Это ты пытался убить его, - тихо произнесла она, ее глаза блеснули жестоким весельем. - Я знала.

Фолькар, гофмейстер замка Гарамон, стоял в дверях, высокий и худой, похожий на стервятника, ожидающего, когда его добыча умрет. Лицо его было вытянутым и суровым, изборожденным глубокими морщинами, с крючковатым носом, и выражение его было такое, что казалось, будто Фолькар съел лимон.

- Пожалуйста, говорите потише, - сказал он.

- О, успокойся, - ответила леди Кэлисс, небрежено махнув рукой, пальцы которой были украшены тяжелыми кольцами. - Я отослала всех слуг, так что мы можем говорить свободно.

Более шести десятилетий Фолькар служил роду Гарамон, железной рукой управляя повседневными делами замка и прочих владений. Он был настоящим ужасом для слуг, суровым и требовательным управляющим, но его уважали, ибо даже в столь немолодом возрасте он не обленился и не бездельничал, выполняя больше работы, чем любой из подчиненных ему слуг.

Всю свою жизнь целиком и полностью Фолькар посвящал роду Гарамон и их замку, и в верности его сомневаться не приходилось. Вот почему леди Кэлисс была так удивлена - и обрадована - догадавшись наконец, что это Фолькар пытался организовать убийство Калара в походе в Бордело прошлой осенью.

Фолькар посмотрел на нее, даже не пытаясь скрыть презрение, хотя ей давно уже было все равно, что думает о ней старый гофмейстер.

- Это был Танбурк, да? - спросила Кэлисс. - Это его ты вынудил выполнять за тебя грязную работу?

- Ваш любовник? - презрительно процедил Фолькар.

Кэлисс непонимающе уставилась на него.

- Да, я знал, что вы изменяете лорду Лютьеру, - сказал Фолькар. - Ваши измены начались вскоре после того, как родился Бертелис, если я не ошибаюсь?

- Так вот как ты его заставил? Ты шантажировал его, угрожая рассказать Лютьеру о его… связи со мной, если Танбурк не сделает то, чего ты хотел?

- Что-то вроде того, - кивнул Фолькар.

- Но если ты знал о моей неверности все эти двадцать лет, почему так и не рассказал моему мужу?

- Я верный слуга рода Гарамон, - холодно сказал Фолькар. - И не сделал бы ничего, способного навлечь бесчестье на моего лорда.

Кэлисс рассмеялась. Смех ее был холоден, но в нем звучало неподдельное веселье.

- Но ты готов был организовать убийство сына твоего лорда, - сказала она. - Довольно странная у тебя верность, мой дорогой гофмейстер.

- Леди Иветта из Бордело была осквернена, - презрительно произнес Фолькар. - Она была запятнана скверной Хаоса. Она заворожила лорда Лютьера, затуманив его разум.

Лицо леди Кэлисс застыло. Она всегда чувствовала себя так, словно находилась в тени первой жены Лютьера. Всегда ей казалось, что ее муж постоянно сравнивает ее с покойной первой женой. Лютьер не позволял говорить об Иветте ни единого дурного слова в своем присутствии, и Кэлисс всю свою жизнь с Лютьером была вынуждена терпеть, что портрет Иветты висел в большом зале замка.

- У нее часто бывали припадки, - продолжал Фолькар. - Она падала на землю, ее руки и ноги тряслись, изо рта лилась пена… Всем, кроме лорда Лютьера, было ясно, что она… нечиста. Когда она родила Калара, сначала казалось, что все нормально. В нем не было очевидной скверны, и я молился Владычице, чтобы его кровь была чистой. Все было прекрасно, и даже припадки стали случаться с Иветтой реже. Когда она снова забеременела, лорд Лютьер был счастлив. Она родила дочь, Анару. Воистину, больше никогда я не видел моего господина таким счастливым.

На лице Кэлисс отразилось негодование, но Фолькар продолжал, увлекшись воспоминаниями.

- Однако это счастье было недолгим. Няньки боялись брать младенца на руки. Анаре было лишь несколько недель, но они говорили, что слышат голос ребенка в голове. Было в Анаре что-то… ужасно неправильное, и спустя несколько лет стало ясно, что она унаследовала проклятье своей матери. Она была ненормальной, затронутой магией. Она могла обнять котенка, и плакала, когда его сердце перестало биться. Однажды она погладила одну из собак лорда Лютьера, и глаза собаки начали кровоточить. Как ни плакала Анара, не прошло и дня, как собака умерла. Девчонка видела события, которые еще не произошли. Она слышала мысли людей. Ее все ненавидели, и, что еще хуже, она чувствовала эту ненависть в их сердцах. И когда Фея-Чародейка забрала ее, все при дворе кастеляна вздохнули с облегчением.