Фрэнсис Хардинг - Стеклянное лицо

– Что сделал Грандибль? – Мадам Аппелин резко выпрямилась, но ее спутник рассеянно пробежался пальцами по темным волосам создательницы Лиц, и она снова откинулась на спинку кресла.

– Забаррикадировался в своих туннелях и обстреливает головками Плюющейся Джесс всех, кто рискнет приблизиться к его двери. Ему перекрыли воду и поставки провизии, но несложно догадаться, что у него там запасов на долгие годы. Все выглядит так, будто он прячет у себя девчонку, но… Я бы не торопился с выводами. Возможно, это всего лишь отвлекающий маневр, и Неверфелл прячется совсем в другом месте. Так что я не собираюсь осаждать сырные туннели. Насколько я знаю Требль, Следствие уже этим занимается. Мои люди продолжат искать Неверфелл.

– Ты обещал, что присмотришь за ней, – упрекнула его мадам Аппелин. – Сказал, что никакой опасности нет и если что-то случится…

– Успокойся, Весперта. Поверь мне, я сберегу твои секреты. Даю слово, – улыбнулся Максим Чилдерсин.

Мадам Аппелин в тысячный раз мысленно прокляла себя. Она сама скроила каждую из таинственных и непостижимых улыбок Максима Чилдерсина, подлаживаясь под его лицо и характер. А теперь эти улыбки возымели над ней такую власть, какой не было ни у кого в мире. Создательнице Лиц было крайне унизительно признавать, что она попалась в ловушку собственного мастерства.

– Полагаю, – продолжал рассуждать вслух Чилдерсин, – нам следует пустить слух, что туннели Грандибля взяты в кольцо осады. Скорее всего, это выманит девчонку из укрытия. К счастью для нас, у нее есть одна большая слабость – желание во что бы то ни стало защитить друзей.

План Чилдерсина был хорош, и от этого сердце мадам Аппелин мучительно сжалось. Она всегда знала, что Максим Чилдерсин воспринимает верность как слабость – если, конечно, речь не шла о верности семье. Она хотела знать, что прежде всего Максим Чилдерсин предан ей, и скрупулезно подсчитывала, сколько времени он уделяет семье, сколько думает о них – и о ком-либо еще, кроме нее. Иногда мадам Аппелин хотелось накрыть его абажуром, как светильник-ловушку, чтобы он сиял только ей одной. Даже его одержимость властью над Каверной больно ранила создательницу Лиц, будто город был женщиной, а следовательно – соперницей.

В любой другой день нелепый костюм Картографа привлек бы к Неверфелл куда больше внимания, пока она спускалась по длинному извилистому туннелю, ведущему от Ракушечного пояса в Рудники. Но в последнее время Картографы вели себя не просто беспокойно, а совершенно непредсказуемо. Они собирались большими группами то тут, то там, бормотали о разломах и изменениях, о загибах и перекрутах, о Западновалах и Югосходах. Их неудержимо тянуло к определенным местам, где они часами пялились на стены или лежали, прижавшись ухом к полу. Постепенно все привыкли к этому странному зрелищу, и потому люди старались держаться от Неверфелл подальше, но таращиться на нее никто не таращился.

Когда они спустились в Рудники, Эрствиль повел Неверфелл «коротким путем», то есть протащил по лабиринту трещин и расщелин, куда она едва могла протиснуться. Неверфелл чувствовала себя лезвием, которое от заточки о камень становится все тоньше и тоньше.

Наконец они добрались до подбрюшья Нижнего города. Неверфелл сразу поняла, что не сможет долго расхаживать в обличье Картографа. Рано или поздно кто-нибудь схватит ее и запрет от греха подальше, чтобы она никого не свела с ума. Но в Каверне была еще одна профессия, представители которой почти всегда носили маски.

Заправлявшей яслями матроне явно не понравились грязные бинты, при помощи которых Неверфелл попыталась скрыть лицо. Но семь яиц заставили женщину забыть о своих подозрениях. Они ударили по рукам, и Неверфелл получила набор деревянных масок.

– Хорошо, – прошептала матрона, пряча яйца в карман фартука. – Можешь остаться и приглядывать за детьми, но если ты замешана в чем-то незаконном, я знать об этом ничего не хочу. Поняла?

Неверфелл кивнула, вцепившись в тренировочные маски. Стоило ей посмотреть на них, как в животе зашевелился противный склизкий комок. Она держала в руках тщательно вырезанные Лица Эрствиля – они всегда принадлежали только ему, и потому видеть их на безликом дереве было неправильно.

Когда Неверфелл подняла глаза, Эрствиль уже собрался уходить.

– Ладно, спрятаться здесь было не такой уж бредовой идеей, – ворчливо признал он. – Только сиди тихо и не высовывайся.

– Ты тоже береги себя. Если мы правы и последние убийства в самом деле были репетицией, люди, расспрашивающие о них, привлекут ненужное внимание.

– Не сомневайся, мы правы, – мрачно пробормотал Эрствиль. – Не слушай старуху Требль. Я глаза и зубы готов поставить на то, что мы не ошиблись. И за меня не волнуйся.

Сказав это, Эрствиль взобрался на свой ржавый моноцикл и покатил по туннелю, ловко крутя педали.

В яслях с грубо обтесанными стенами царила неуютная тишина. Крохотные кроватки стояли тесными рядами; всего там было около сотни детей – от сморщенных пухлощеких новорожденных до младенцев с легким пушком на голове и карапузов постарше, которые уже могли сидеть. Но лица у них были одинаковые, как пуговки.

Эти дети не плакали от голода, страха темноты или одиночества – в яслях раздавался лишь мягкий шелест дыхания да мерный шаг нянечек, которые ходили между кроватками в деревянных масках. Когда они наклонялись над детьми, те кривили личики и краснели от натуги, силясь повторить то, что видят. Самых старательных кормили молоком из оловянных бутылочек, а тем, кто ленился, приходилось голодать. Порой нянечки останавливались и помогали детям сложить черты в нужном выражении; их пальцы скользили по лицам так, будто работали с нежной глиной.

На новенькую нянечки не обратили внимания. Только самые внимательные могли заметить, что она моложе прочих, а ее завязанные в хвост густые волосы недавно покрасили.

Моноцикл Эрствиля летел по узким улицам Нижнего города, легко входя в повороты и уклоняясь от случайных прохожих. Для Эрствиля моноцикл был продолжением его собственных ног. Он мог остановиться в мгновение ока, развернуться на пятачке, прыгнуть в сторону, как скворец. Эрствиль влился в поток мальчишек, столь же ловких, как и он сам. Они разлетались воробьями в разные стороны, перебрасывались трелями, свистели и хлопали друг друга по спине.

От них Эрствиль узнал, что следователи вернулись в Нижний город. Что ж, этого стоило ожидать. Но он удивился, что пока их было немного. Когда Клептомансер похитил Неверфелл, следователи буквально заполонили Рудники. Но сейчас они ограничились тем, что допросили пару человек, организовали несколько проверочных пунктов и назначили высокую награду.