Надежда Мамаева - Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона

От изумления я открыла рот. Стая пузырьков тут же устремилась вверх, оставив в моих легких кукиш, а не кислород. Вместе с воздухом меня покинула и всяческая надежда на спасение. Если вероятность утопить волка хоть небольшая, но была, то здоровенного мужика, уже схватившего меня за голень — никакой. Выход оставался один — тонуть. Чем я и занялась.

Легкие жгло, перед глазами уже плавали разноцветные круги, когда я почувствовала колебания воды: чье-то сильное тело мощными гребками рассекало озерную гладь. А потом я второй раз в жизни потеряла сознание. И опять — в воде.

В себя пришла под треск поленьев в костре и мужской разговор.

— Йон, скажи, зачем ты пытался ее убить? — Вкрадчивый голос дракона я услышала еще до того, как мои глаза открылись.

— Да в сотый раз тебе объясняю, твоя девка сама хотела меня утопить! — Экспрессии в голосе второго хватило бы на трех Станиславских, чтобы те зашлись в экстазе от крика «верю!».

Вот только Брока было не пронять.

— Во-первых. Она. Не моя. Девка. Во-вторых, она действительно умирала, иначе бы я не проснулся оттого, что кольцо клятвы пыталось меня удушить.

На это заявление дракона собеседник лишь присвистнул.

— Давай тогда, рассказывай, побратим, как докатился до жизни такой, что не только спишь с человеческими девками, но и клятвы им приносишь, да не абы какие, а те, которые обвиваются не вокруг руки, а вокруг шеи.

— Она сама тебе сейчас расскажет. Проснулась уже.

Я на это лишь фыркнула и демонстративно укрылась с головой. И только потом осознала: меня не оставили лежать мокрую, а во что-то заботливо укутали. Судя по всему — в плащ. Серая домотканка была на диво плотной и слегка пахла псиной. Неужели это — одежда блохастого? Ведь из разговора выходит, тот, кого дракон назвал Йоном, — и есть злополучная шавка-переросток, что пыталась меня сожрать в озере.

— Девка может наболтать с три воза, но не сказать и слова правды. Оттого я не доверяю трескотне женских уст. А вот своему нюху — вполне. И могу точно сказать, что эта ненормальная пропахла тобой. Я когда это учуял — носу своему не поверил. Ведь после Марны ты ни на одну крылатую деву не глядел, а тут — человечка…

— Йон, заткнись. Иначе я не посмотрю, что ты мой побратим и что мы с тобой после битвы под Льдистыми пиками кровь в одной чаше мешали. Врежу.

Любопытство оказалось превыше гордости, и я высунула из укрытия свой нос.

— Вот и спасай тебя после этого, — недовольно проворчал оборотень. — Я как узнал, что тебя на казнь везут, — рванул со всех лап. Не по следу шел, по зову крови — прямее такого пути только стрела…

— Твоя стрела, прежде чем достигнуть мишени, пронзила кленовый лист. — Брок кивнул в мою сторону, наверное, думал, что я все еще изображаю мешок морковки.

— Занятный, кстати, листик. Рыженький. И мордашка смазливая. К тому же боевая. Мне такие нравятся. Уступишь? — Йон, сидевший ко мне спиной, говорил таким ровным тоном, будто спрашивал: лук или чеснок класть в похлебку.

Я закашлялась, но, думаю, даже приступ чахотки не сумел бы удержать меня от ответа.

— Я могу уступить, — каркнула, полностью высунув лицо из своего тканевого укрытия. — Только не себя, а железо. Оно, к слову, весьма полезное. Гемоглобин повышает, здоровье укрепляет. А чтобы подействовало наверняка — лучше всего принять его прямо в печень. Острием. Полкилограмма, чтобы за один раз все усвоилось.

— Наглая. — Оборотень прищелкнул языком и окинул меня внимательным взглядом.

Я ответила ему той же любезностью. Сильный, поджарый, с отметинами шрамов на бронзовой коже. Йон сидел у костра в одних портках, и, что удивительно, комарье даже не думало покушаться на столь аппетитный «стол».

Пепельные волосы оборотня, что были неровно обрезаны почти у плеч, редкий для волка цвет глаз — синий, широкий лоб, выдающий упрямца, прямой нос, четко очерченные губы, искривившиеся в плутовской усмешке, твердый подбородок — стервец был хорош собой и отлично это знал.

Но эта его уверенность… Может, у какой другой впечатлительной барышни она бы и вызвала восхищение, но я-то помнила Кольку-шельмеца. Дворовый друг детства был чертовски обаятелен, и сколько я его знала, всегда умел виртуозно пользоваться своей красотой. От выпрашивания конфет в бытность ободранных коленок до укладывания девчонок на обе лопатки через пару часов знакомства, когда Колька миновал возраст расцвета прыщей. Причем умудрялся он переводить отношения в горизонтальную плоскость вне зависимости от статуса пассии: будь то хоть скромница-студентка, хоть дочка депутата, хоть стерва, способная своими шеллак-ногтями вырвать у любого мужика сердце с мясом.

Колька относился к новым девушкам, как иные к ботинкам: всунул, высунул, пошел. А забывал имя очередной пассии уже через час. Но поскольку отношения наши с этим неутомимым киборгом от секса были исключительно дружеские, я имела возможность наблюдать во всей красе, сколь активно может юзаться такой дар природы, как внешность. Коробило ли меня это? Иногда да. Но тем не менее Колька оставался отличным другом, который был готов поддержать в трудную минуту. Впрочем, год назад мне довелось отработать свой дружеский долг сполна. Когда этот донжуан все же допрыгался и его таки окольцевали. Хотя Колька и выбирал недолго: ЗАГС или армия со стопроцентной перспективой горячей точки после КМБ. Будущий свекор — генерал, в дочурке души не чаявший, умел убеждать.

В итоге в день свадьбы я оказывала Кольке моральную поддержку, а в дверях зала бракосочетаний — и физическую, когда жених уперся руками в косяк и пришлось дать ему волшебный пендель для ускорения, чтобы он таки долетел до стола с регистраторшей. Друг еще долго припоминал, как я помножила его массу на мою силу, но все же спустя шесть месяцев с радостью баюкал на руках свою дочку и о разводе не помышлял.

Сейчас я смотрела на Йона и вспоминала Кольку еще по одной причине: видя, сколь обманчива может быть красота, я получила отличную прививку от всякого рода иллюзий. Поэтому обаяние, которое так щедро источал блохастый, действовало на меня, как вай-фай на слона: абсолютно мимо. Нет, будь я телефоном, пожалуй, и приняла бы сигнал, а так могла только давить живой массой. В смысле, сарказмом.

— Ну так как, нужно железо-то? — напомнила о своем лекарском предложении.

— Воздержусь, — хмыкнул Йон, — а вот от поесть не отказался бы.

— Ну наглец, — вернула я оборотню его же фразу.

Йон, как раз доставший бурдюк из своей котомки и начавший пить, закашлялся. Дракон же, с невозмутимым видом наблюдавший за нашим диалогом с одной блохастой шкурой, лишь усмехнулся и честно предупредил побратима:

— Учти, это только начало.