Александр Аразин - Неприкаянное Племя: Сурвивалист

Бурый огонь путеводной звездой,

В сердце воина особой породы!

Если столкнуться мечи, то узнаешь ты,

Если столкнуться мечи, то узнаешь ты,

О воинах храбростью полных, идущих на смерть без оглядки.

О полководце, который выполет вас, как сорные грядки.

И о том, как выглядит страх,

Когда солнце в глазах,

Тебе выклюют вороны.

Песня смолкла, когда мы вышли на площадь перед княжеской резиденцией. Катаржина, в окружении пышной свиты, стояла на верхних ступенях дворца, встречая нас.

Я направился прямо к жене и поклонился; хотя поклон и не был глубоким, эта дань правилам приличия удивила Катаржину.

- Жена моя, мы вернулись с победой.

- Я счастлива, муж мой. Я так счастлива!

Меня, в свою очередь, поразила сердечность её ответа. Вглядевшись в неё внимательнее, я заметил, что вид у неё нездоровый, а глаза лихорадочно блестят.

«Черт! - мысленно выругался я. - Опять накалдырилась. Запереть бы её в башне... так и сделаю, пусть только родит». Откуда мне было знать, что наши с Катаржиной мысли, в тот момент, полностью совпадали.

- Это были ублюдки Шиманского и Богдана Дримко, вырядившиеся, как серые воины. Они вздумали тайно пройти по нашим землям. Собирались напасть на город перед рассветом, когда все спят.

- Серьезное обвинение, - несмотря на опьянение, Катаржина продолжала мыслить трезво. - Чем ты можешь доказать свои слова?

- Несколько сотен захватчиков были ранены и попали к нам в плен. Воины Риницы и послушники Ордена опознали в некоторых из них людей, ушедших на службу к Шиманскому и Дримко.

- Можно на них взглянуть? - Из княжеской свиты вперёд вышел воевода Риницы, Василий Гикан.

Я вопросительно посмотрел на Катаржину, девушка утвердительно кивнула головой, давая соизволение. Не нравился мне этот напыщенный хлыщ, но он - человек Бреговича и, если я хочу привлечь князя к решению проблем епископства, придётся сотрудничать с воеводой. По моей команде, солдаты вывели на площадь пятёрку пленных, со связанными за спиной руками.

Воевода подошёл к пленным и требовательно спросил одного из них:

- Ты служишь Шиманскому?

Пленник не пожелал отвечать. Забыв о присутствии княжны, солдат и горожан Василий Гикан ударил его ногой в голову. При всей моей ненависти к барону Ксаверию я вздрогнул. Сапог с твёрдыми подковками снова врезалась в лицо пленника, и тот покатился по земле, оставляя за собой кровавый след.

- Ты служишь Шиманскому? - повторил воевода вопрос.

Солдат ни в чем не признавался. Воин оставался верен своему господину, а мне стало жаль. Жаль не избиваемого пленника, а своих планов: теперь барды не сочинят песнь о великой победе и не будут её исполнять в трактирах по всему королевству, теперь каждый будет вспоминать, как в Ринице избивали пленных... Этот урод, воевода, украл у меня победу.

Связанный солдат корчился на земле, под ударами воеводы, но продолжал хранить молчание - ведь этого и следовало ожидать. Шиманский не стал бы посылать слабых духом людей в столь рискованную вылазку: он мог сохранить и положение в обществе, и честь только при условии, что на него не возложат вину за предательское нападение. Гикан ещё раз пнул ногой человека, распростертого на земле, но не добился ничего, кроме взгляда, исполненного ненависти.

В конце концов, утомившись, воевода изрёк:

- Этот глупец поганит землю Риницы. Его необходимо повесить.

Это было слишком. Желая сказать всё, что думаю о воеводе, я повернулся к жене и с ужасом понял: Катаржина была в восторге от происходящего! Её грудь тяжело вздымалась, щеки покраснели, а руки сильно сжали веер.

Предав пленных солдат позорной публичной казни, Катаржина наносила барону Ксаверию тяжелейшее оскорбление. Военнопленные либо удостаивались почётной смерти от меча, либо становились рабами. Только когда застарелая, не знающая пощады кровная месть переходила все мыслимые пределы взаимного озлобления, человек мог позволить себе такой плевок в лицо врагу. Похвалиться подобным деянием значило накликать на свою голову куда более жестокое возмездие... и, в конце концов, союз с Бреговичами уже окажется недостаточной защитой для Ордена. Я понимал, сколь высоки ставки в этой игре. Если Шиманского раздразнить до неистовства, то в следующий набег будут снаряжены не три полка солдат, одетых как серые воины, а десять тысяч закованных в броню пехотинцев, несколько кавалерийских полков и сотни магов; они, как стая ядовитых насекомых, слетятся на землю епископства. Я не мог молчать и попытался переубедить Катаржину:

- Княжна, они всего лишь солдаты, исполняющие приказ хозяина.

В глазах княжны Риницы вспыхнул холодный злобный огонь.

- Вот эти? - спокойно спросила она. - Ну что ты, муж, они же просто изгои, бандиты и разбойники. Ведь мой воевода спросил у одного из них, не состоит ли он на службе у Шиманского, ты же сам слышал. Если бы он ответил, я оказала бы ему честь, позволив палачу его зарубить. Но он всего лишь преступник, не заслуживающий ничего, кроме верёвки, разве не так? - Тут она широко улыбнулась и крикнула солдатам на плацу: - Выполняйте, что вам приказано!

Быстро нашли несколько плотников, которые начали сооружать виселицы, прямо на площади. Одному из мастеровых приказали соорудить надлежащую вывеску, чтобы всем и каждому стало известно о позоре казнённых. К закату последний из них будет уже болтаться в петле.

Праздничное настроение как-то резко испарилось - горожане спешили разойтись по домам, солдаты отправились в казармы. На площади оставались только монахи, стража и пленники, за которыми с высоты ступеней резиденции, наблюдала княжна со своей свитой.

- Неправда ли, муж мой, - довольно произнесла Катаржина, - тебе очень повезло с женой. Моя сестрица умна, но она слишком нежна и не смогла бы управлять княжеством в такое тяжёлое время.

Девушку так и распирало чувство собственной значимости, мне хотелось кулаками вбить в её голову хоть немного ума, однако... пришлось сдержаться.

- Это действительно большая удача для Риницы, Катаржина, что сегодня ею правишь ты.

- У меня сегодня бал, но ты, я вижу, устал после дороги. Не буду задерживать. Отправляйся в монастырь.

Я молча поклонился и спустился по лестнице к своим людям. Ко мне тут же подошёл Громыхайло и тихо сказал:

- Если ты собираешься убить её, Серёга, то поторопись. Она намного умнее, чем мы предполагали.

Я лишь кивнул в ответ, про себя уже считая часы. Не раньше, чем родится её дитя. Не раньше.

К мисалю мы дошли без происшествий. Я остановился у монастырских ворот, наблюдая, как уставшие чатра и послушники заходят в обитель. Ко мне подошёл начальник караула и, кивнув головой в знак приветствия, доложил:

- Мисальдер, вас дожидаются два циркача.