Роман Суржиков - Кукла на троне

– Слава владычице! Долгих лет Минерве!

Голоса неуверенные, смятые от волнения. Но их все больше. Сотни. Тысячи… Весь центр войска… Уже и фланги откликаются эхом:

– Слава Минерве! Слава Минерве!

Копейщики расступились, выпустив в поле группу людей. Шестеро впереди, еще две дюжины следом: «генералы» и «офицеры». Мира рассматривала их по мере приближения. Среди шестерых вожаков был один вояка в кольчуге, вооруженный мечом. И выправкой, и походкой напоминал мелкого пехотного командира – возможно, сержанта. Трое, по всему, были горожанами. Усатые, серьезные, неспешные – видимо, мастера каждый своего дела, но отнюдь не солдаты. Еще двое – жилистые путевские крестьяне: чернявый и рыжебородый. Тот, что с рыжей бородой, не носил ни оружия, ни защиты, кроме круглого кожаного шлема. Он выделялся среди остальных: все выглядели растерянно, но не он. На широком лице рыжебородого светилось счастье.

Гвардейцы остановили отряд и велели сдать оружие. Шестеро вожаков – пятеро, за вычетом рыжебородого, – сложили наземь ножи и топоры. Искровых самострелов не было – хватило ума не брать их на встречу с императрицей.

Эскорт расступился, и шестеро безоружных вождей приблизились к Минерве. Она ждала в окружении своей свиты: капитан Шаттэрхенд и налоговый секретарь Морлин-Мей, прибывший во второй карете, и маркиз Грейсенд – единственный крупный лорд Южного Пути, оказавшийся вчера во дворце. На переговорах требовался голос Южного Пути, и Мира приказала Грейсенду ехать с нею. Теперь она думала: даже к лучшему, что здесь не Морис Лабелин, а Грейсенд. Герцог утратил половину своего влияния с потерей столицы герцогства; маркиз же сохранил за собою самый прибыльный порт Южного Пути и сотни тысяч акров земель. Среди Подснежников большинство крестьян – его подданные.

Вожди восстания остановились на почтительной дистанции от Миры. Замялись, не зная, как приветствовать владычицу. Встать ли на колени или ударить челом, или сказать что-то особое?..

Рыжебородый скинул шлем – под ним оказалась пышная шапка курчавых засаленных волос. Поклонился – низко, до земли, но с неожиданным достоинством. Разогнувшись, заговорил очень просто, глядя Мире в глаза:

– Ваше величество, меня зовут Салем из Саммерсвита, а это – мои спутники, добрые крестьяне Южного Пути и горожане Короны. Мы все приветствуем вас и желаем долгих лет здравия.

Мира заметила, как один из трех горожан раскрыл было рот, чтобы вмешаться. Но не посмел, смолчал, а Салем продолжил:

– Я не знаю, ваше величество, что вы слышали о нас, потому скажу перво-наперво главное: мы никому не желаем зла. Вот вам в том моя клятва.

Он вновь поклонился и сотворил на груди священную спираль. В каждом слове и жесте рыжебородого сквозила огромная, глубокая вера. В остальных вожаках ее не было – лишь привычная Мире смесь из страха, робости, надежды… Салем же стоял перед владычицей как добровер у алтаря: с величайшим уважением к ней, но и с абсолютной убежденностью в своем праве стоять в полный рост и говорить напрямую, безо всяких посредников.

– Желаю здравия и вам, вождь Салем. Я очень рада слышать о ваших благих намерениях.

Грустная усмешка тронула губы Салема.

– Простите, ваше величество, не стоит звать меня вождем. Я не командир и не начальник, и не что-нибудь в этом роде. Ко мне беда пришла раньше, чем к остальным, потому я первым нашелся, что делать. Только и всего…

Мира ощутила сильное желание узнать, какая беда постигла Салема. Что должно случиться с человеком, чтобы он решил вести в столицу нищих крестьян… и при этом наполнился такою верой?

– Вас постиг голод?

– Да, ваше величество. Была война, лорды Южного Пути и фуражиры владыки Адриана отняли все наши запасы… Но дело не только в голоде. Мы оказались никому не нужны – вот что самое худшее. Тем лордам, кого мы встречали, было до нас меньше дела, чем до мухи на навозе… А мы – люди, ваше величество…

Тот горожанин, что пытался перебить, теперь не вытерпел и вмешался:

– Ваше величество, не принимайте к сердцу обидные речи Салема! Мы не хотим оскорбить ваш слух мерзкими сравнениями и пустым нытьем. Мы пришли не затем, чтобы жаловаться, а затем, чтоб предложить простое и законное решение всех бед!

– Простите, кто вы?..

– Меня зовут Зуб, я зубной лекарь из Лоувилля. Горожане Короны избрали меня своим представителем и своим голосом. От их имени я смею предложить следующее…

Зуб умудрялся говорить в одночасье и робко, и хватко. Миру коробило от такого сочетания.

– Погодите, Зуб. Верно ли я понимаю, что вы требуете отмены налогов?

– Ни в коем случае, ваше величество! Мы лишь просим сделать налоги честными: установленными наперед и посильными простому люду. Мы готовы платить, но чтобы и самим осталось на пропитание! Правильно я говорю?

Он повысил голос и оглянулся к остальным Подснежникам, что стояли поодаль, ловя каждое слово.

– Да, ваше величество, – ответили они нестройным хором.

– Вы просите? – уточнила Мира.

– Смиренно просим, ваше величество, – поклонился Зуб.

– Десятки тысяч копейщиков и стрелков, которых я вижу, – пришли просить?

– Ваше величество, на нас то и дело совершались внезапные и вероломные нападения. Мы вынуждены были вооружиться, хотя – видят боги! – пытались решить миром. Но без оружия мы просто не дошли бы.

Подал голос вояка в кольчуге:

– Как отставной сержант, я крепко усвоил: коль хочешь успешных переговоров – запасись железом. А иначе-то никто тебя и слушать не станет.

Мира осведомилась:

– Искру вы применили из тех же соображений? Хотели заставить генерала Гора слушать вас? Поэтому убили послов на переговорах?

Зуб ударил себя в грудь:

– Ваше величество, то была жестокая случайность! Солдаты генерала резко дернули коней – мы и подумали, что они атакуют. Простите нашу ошибку! Мы же не военные люди, немудрено нам было испугаться и сплоховать от страху!

– Итак, честный налог и прощение убийцам послов, – подытожила Мира. – Этого вы хотите?

– Да, ваше величество! Только не убийцам, а несчастным бедолагам, дрогнувшим от испуга.

– А голод в Южном Пути?

– Голод…

Зуб поморгал. Мира отметила, что среди двух дюжин «свиты», стоящей за вожаками, крестьян лишь парочка, а прочие – мастеровые из городов.

– Голод, ваше величество, – это большое бедствие… Но Земель Короны он, к счастью, почти не коснулся. А что до путевских крестьян, то во время наших странствий они получили довольно пожертвований, чтобы закупить зерно. Будет чем засеять поля…

Чем больше говорил Зуб, тем тише стоял Салем из Саммерсвита – повесил голову, глядел в землю. Притихли и считанные крестьяне из свиты, а мещане, напротив, выражали полное согласие.