Роман Суржиков - Кукла на троне

В день расправы с Дрейфусом Борном Мира испытывала колебания, угрызения совести… Сейчас – ни капли сомнений, абсолютная уверенность в том, как радостно было бы увидеть Могера Бакли болтающимся в петле.

Однако Мира уже знала, что поступить нужно иначе. Позвонила в колокольчик, и дежурный секретарь вбежал в тронный зал, сел на табуреточку, развернул писчие принадлежности.

– Будьте добры, выпишите вексель на восемьдесят тысяч эфесов от моего имени.

– Восемьдесят тысяч?.. – Бакли наморщил лоб. – Виноват, ваше величество, но…

– Воспринимайте это как задаток. Даю слово, что выплачу вам, Могеру Бакли, остальные девять десятых суммы в том случае, если события пройдут именно так, как вы описали здесь, в присутствии господ офицеров. Господа, прошу вас быть свидетелями обещаний Могера Бакли.

Оба офицера подтвердили, что слышали все от первого до последнего слова.

– Великий Дом Лабелин глубоко расстроен недоверием вашего величества, – проворчал Бакли. – Оно ранит нас в самое…

Мира возразила:

– Дом Лабелин здесь ни при чем. Я не доверяю лично вам, сударь.

Она отвернулась, отмечая конец беседы. Капитан выпроводил Бакли за двери, напоследок сунув ему вексель.

Едва Бакли исчез, в зал ворвался церемониймейстер.

– Ваше величество ждет министр двора и представители торговой гильдии!

– Отмените все встречи.

От растерянности церемониймейстер даже стукнул посохом.

– Как отменить, ваше величество?..

Мира не выдержала:

– Отмените все! Что неясного в этих двух словах?! Отмените. Все! …И приведите фрейлину.

* * *

Выслушав Миру, леди Лейла Тальмир сохранила невозмутимый вид. Стояла себе, чинно сложив руки на животе, уважительно склонив голову. Кажется, она не понимала, чего хочет императрица.

– Что мне делать? – спросила Мира.

– А что смущает ваше величество?

Брови Миры поползли вверх. Леди Лейла уточнила:

– Вы сомневаетесь, что план Бакли сработает? Полагаете, Ориджин не станет убивать крестьян?

Мира покосилась на Шаттэрхенда, переадресовав вопрос.

– Ориджин взял с собой и кайров, и медведей, – ответил капитан. – Кайры вовсе не считают мужиков за людей, а медведи злы от долгого безделия. И те, и другие будут рваться в бой наперегонки, чтобы похвалиться друг перед другом. Я уверен, ваше величество: кровь бунтарей прольется, хочет того герцог Ориджин или нет.

Леди Лейла развела руками – мол, вот видите. Спросила:

– Верит ли ваше величество, что этот инцидент настроит Палату против Ориджина?

Мира как следует обдумала ответ, прежде чем заговорить.

– Я изучила закон: карательный поход в пределах Земель Короны может совершаться лишь с личного позволения императрицы. Я его не давала, так что Ориджин нарушил закон. Лордам Палаты, конечно, до этого нет дела. Но их смутит иное: Ориджин убьет чужих крестьян, а не своих, поднимет руку на чужую собственность. Кроме того, он поставил Крейга Нортвуда во главе искрового войска – это серьезное нарушение традиций и новая ступень усиления Севера. Полагаю, Палата действительно попробует ограничить власть Ориджина, использовав расправу с крестьянами как повод. Вероятно, он кого-то подкупит, кого-то убедит, кого-то запугает, и повернет голосование в свою пользу – но часть нынешнего влияния утратит неминуемо.

Лейла Тальмир вновь развела ладони.

– Быть может, вы боитесь, что Бакли обманет вас и все-таки передаст крестьянам самострелы?

– В этом случае он потеряет львиную долю оплаты. Не зря же я выписала задатком лишь сорок тысяч.

– Тогда простите, но я вынуждена повторить вопрос: что смущает ваше величество?

– Цена!

– Согласна: восемьсот тысяч – огромные…

Мира стукнула подлокотник трона.

– Не восемьсот тысяч, а двадцать! Двадцать тысяч крестьян, которые всего лишь желали со мной поговорить! Да, я хочу избавиться от Ориджина, да, я напьюсь от радости, если Палата обернется против него. Но не такой ценою!

Лейла Тальмир трижды хлопнула в ладоши – будто аплодировала в театре.

– Благодарю, ваше величество. Я очень надеялась услышать эти слова.

– Проверяли меня?!

Игнорируя ее негодование, фрейлина продолжила:

– Коль вы признаете, что есть вещи важнее вашей вражды с Ориджином, то и план действий должен быть очевиден.

– Не понимаю, к чему вы клоните.

– Либо не хотите понять. Слишком привыкли ненавидеть «злодея»… – слово сочилось сарказмом.

– Объяснитесь, сударыня.

– Пошлите вестовых, предупредите лорда-канцлера. Лабелины поставили ему ловушку. Герцог побьет крестьян – будет кровавым деспотом хуже Адриана. Крестьяне побьют герцога – будет слабаком и тряпкой. Он может выкрутиться лишь одним способом: вообще не вступать в бой. Скажите ему об этом.

Фрейлина права: Мира даже не думала о таком варианте. А вот Лабелины просчитали наперед, включая все последствия. Ориджин вступит в капкан и опозорится как раз накануне весенней Палаты. Репутация благородного воина безнадежно рухнет. Когда речь шла о битве с серьезным противником – ордой Степного огня, – герцог отсиделся в столице, предоставил владычице решать самой. Но бить крестьян, к тому же, чужих – выступил запросто, с удовольствием. Слухи о милосердии Ориджина развеются, как дым, а ведь только хваленое его милосердие и примиряло всех с могуществом агатовца. Палата обратится против него. И Запад – примирившийся с Короной, но не с Севером. И Литленд, вовремя не получивший от Ориджина помощи. И шиммерийцы, связанные торговлей с Южным Путем, и Галлард Альмера, так и не добившийся желанной головы Аланис… Так будет, если я позволю Ориджину угодить в ловушку.

Заманчиво.

Весьма заманчиво.

Но не такой ценой.

– Прикажете составить письмо, ваше величество? – с поклоном спросила леди Лейла.

Предупредить герцога…

А почему бы и нет? От этого не станет хуже, чем теперь. Изменятся две вещи: герцог будет мне должен, и – главное – я спасу крестьян.

Спасу ли? Ориджин ведь не идиот. Как бы ни хотелось видеть в нем чудовище… Давай судить по правде, Минерва: Ориджин каков угодно, но не жесток и не глуп. Вряд ли ему по нраву избиение бедняков. Однако он все же выступил в поход – лично. Дело не в жестокости или милосердии, причина – совершенно в иной плоскости. Зачем-то ему нужно это сражение. Не ради подавления бунта – плевать ему на бунт, как и на большинство проблем державы. Какую-то свою, неизвестную мне цель он преследует, выводя кайров и медведей против Подснежников. Наверняка предвидит и ущерб для репутации, и реакцию Палаты, и, может быть, даже мучается совестью за погубленные жизни. Но все же ведет батальоны в эту несуразную экспедицию.

А значит, он не отступит, если я просто попрошу. Слова не изменят его плана.