Роман Суржиков - Кукла на троне

Лицо Северной Принцессы – икона бесстрастия. Прищурены глаза, тень напряжения в скулах – и все, больше ни следа чувств. Стараясь подражать противнице, Мира ровно произнесла:

– Простите, леди Иона, я вынуждена усомниться. Мартин Шейланд вел исследования, отвратные по форме, но весьма важные по сути. Он был уже на пороге успеха. Могу поверить, леди Иона, что вы бы отвергли бессмертие, полученное такой ценой. Однако ваш брат – полководец. Ему привычно платить цену чужими жизнями…

Каррог ревел и бил кулаками воздух перед собою. Удары доставались Реомюру. На нем раскололся стеклянный нагрудник, меч сломался надвое. Реомюр с проклятием отбросил огрызок, но выхватил кинжал и упорно двинулся дальше.

– Что вы хотите этим сказать, леди Минерва?

– Лорд Эрвин может быть весьма заинтересован в плодах исследований Мартина. Не потому ли преступник жив и здоров?

– Леди Минерва, как вы можете обвинять моего брата?! Недостойное дело – напоминать человеку о своих перед ним заслугах, но вы меня вынудили. Всем, что имеете сейчас, вы обязаны Домам Ориджин и Шейланд! Мы спасли вас из пещер монастыря, защитили во время войны, предоставили свободу, когда вам ее хотелось. Мы прославили вас и возвели на трон. Мы сделали вас императрицей Полари. Львиная доля заслуг – за моим братом Эрвином. И вы позволяете своему языку порочить его имя? Я не стерплю этого. Даже титул не извиняет вашу неблагодарность!

– Мой титул?.. Ах, как прелестно! Эрвин Ориджин мечтает сделать меня своею марионеткой. Можно позавидовать его упорству в этом деле. Он дал мне престол? Ха-ха! Для Эрвина я такая же владычица, как тот актеришка на сцене – бог вулкана!

Минерва едко рассмеялась.

Реомюр шагал навстречу богу. Гнулся к земле, стонал и скрипел, но упрямо шел. Каррог больше не смеялся. Красный от злобы, крушил воина невидимыми молниями.

– Эрвин ограждает вас от тягот и трудных решений. Власть – страшное бремя, леди Минерва. Мой брат бережет от него ваши плечи.

– Боги, какая трогательная забота! Так же и Сибил Нортвуд спасала меня от житейских невзгод, подливая яду в кофе.

Реомюр сделал последний шаг. Удар выбил кинжал из его руки. Каррог схватил Реомюра за шею и оторвал от земли, выдавив из горла хрип.

– Что сделаешь теперь, безоружный смертный?

– Я… не… безоружен.

Воин поднял ладонь и прижал ко лбу бога синий лепесток. Каррог обмяк, будто из него выдернули кости. Был великаном – стал мешком тряпья с криво пришитой головою. Роняя клочья пены изо рта, он обвалился на пол. Оркестр затих, повисла звонкая тишина.

– Я уступаю, – шепнула Северная Принцесса. – Вы очень желаете быть нашим врагом. Не смею противиться воле вашего величества.

Она поднялась и поклонилась:

– Мне сделалось дурно, ваше величество. Позвольте выйти.

Бог остался лежать с лепестком на лбу. Реомюр произнес легендарные слова:

– Кажется, не меч побеждает, а жизнь… – и зал разразился овациями.

Леди Иона покинула ложу прежде, чем опустился занавес.

Мира вышла спустя минуту, усталая и опустошенная. Жесткий диалог с Принцессой истощил все силы. Хотелось вина и уединения.

– Вашему величеству нездоровится? – забеспокоился капитан Харви.

– Все хорошо, благодарю вас. Я не отказалась бы от бокала вина…

Гвардеец проводил ее в банкетный зал, что быстро заполнялся людьми. Все выходили группами, оживленно шепчась. Великолепная по исполнению, пьеса так вольно трактовала легенду, что давала пищу для споров. Во-первых, по легенде, смертный не мог на равных соперничать с богом, а победил исключительно с помощью хитрости и силы Лепестка Жизни. На сцене же поединок Реомюра с Каррогом выглядел почти равным. Тем самым пьеса возвеличивала воинскую доблесть и силу воли, но преуменьшала могущество богов. Рыцарство пришло в восторг от трактовки, духовенство возмущалось. Во-вторых, к пафосному «жизнь побеждает, а не меч» актер прибавил вопросительное «кажется». Так, будто уже понимал двузначность своей победы, предвидел, как будет страдать Лиола, оставшись без вечного противника. Всякое действие теряет однозначность, если видишь все его последствия; потому подлинный подвиг – не совершение действия, а принятие решения. Очень агатовский оттенок смысла. Так и видится Светлая Праматерь с гусиным пером, страдающая над нелегким своим выбором, запечатленным на иконах. Наверняка, леди София Джессика много слов сказала бы о пьесе, пожелай Мира ее слушать. Но Мира уклонилась от встречи – довольно Ориджинов на этот вечер. Бокал вина – вот что нужно.

– Вина ее величеству, – зычно потребовал капитан, завидев лакея.

– Сию минуту, милорд.

Над залом взлетел чей-то высокий и ломкий голос:

– Вина ее величеству – пр-рекрасная мысль! Я пр-рисоединяюсь.

Лакей поднес ей напиток, а следом из толпы возник странный человек. Худой и угловатый, одетый в серый дорожный костюм, он смотрелся несуразно, даже жалко среди блестящих дворян. В каждой руке человек держал по бокалу. Манерно скрестив ноги, он поклонился Мире и пролил вино на паркет.

– Кус… к ус-слугам вашего величества, – ломая слова, произнес человек. Он был пьян, как сапожник.

– Кто вы, сударь?

– Виконт Лиам Шелье р-рода Янмэй Милос-сердной. Министр-пр… минист прогресса и путей!

Мира захлопала ресницами. Вот этот пьянчуга – первый помощник Адриана в деле прогресса? Это с ним я пытаюсь встретиться последние недели?!

Капитан Харви шагнул вперед, грудью оттесняя министра:

– Протрезвейте, сударь, прежде чем беспокоить владычицу!

– Погодите, – одернула Мира.

Попойка министра носила оттенок истерии. Слишком нарочита, будто он силится выразить что-то.

– Скажите, виконт, что стряслось?

– Стряс-лось? Ничего, ваше величество! Ж-жизнь прекрасна! Я вернулся из долгой-долгой поездки – целый мес-сяц на морозе. А теперь в тепл-ле, со вкусным вином – прекр-расно! Ваш-ш здор-роовье!

Он попытался хлебнуть из двух бокалов сразу, стекло издало жалобный звон.

– Что за поездка? Инспекция рельсовых путей?

– Инсп-пек-пекц… да, именно так!

– И что же с путями?

– Все пр-рекрасно, ваш велич-чество! Их нет!

– То есть как?..

Вокруг Лиама Шелье собралась уже группа зрителей. Из нее выдвинулся Роберт Ориджин, ухватил виконта под локоть:

– Парень, пойдем-ка отсюда. Простите, ваше величество, солдат не в себе.

– Нет, оставьте его, кайр. Я хочу услышать. Что значит – путей нет?!

– То и значит. Были – и нет! Шесть мостов – ух-ххх…

Шелье сделал жест руками, словно роняя на пол тяжелый груз. Вино плеснуло из бокалов.

– Девять станций – вшшух…

Он изобразил руками полыхающее пламя.

– Сто миль проводов – ф-ффиу!..

Новый жест – будто сорвал веревку со столба.