Михаил Белозеров - Самурай из Киото

И вдруг мысль, что очистили и второй тайник, придала ему силы. Мурмакас схватил лопату и, спотыкаясь на лестницах, бросился в подвал. Если бы он обратил внимание, что пропали все слуги, которых он вооружил, если бы он удивился тому, что дом залит ярким светом, а в подвале зажжены фонари…

Он жалел, что нанял Нагамаса за еду. И этого много. Надо было его сразу удавить. Как я не распознал гада?! Второй тайник находился в подвале под кухней за мешками, в которых хранились битые горшки. Мурмакас раскидал мешки и принялся копать. К его изумлению, лопата вонзилась в землю, как в пуховое одеяло – легко и без сопротивления. Он упал на колени и стал расшвыривать землю руками, как огромный крот. И когда ему стало казаться, что все пропало, что и этот тайник кто-то вскрыл, он нащупал холщовый мешок и потянул его на себя. О Будда! Это был не мешок, а огромная голова Нагамаса, которая взглянула на него выпученными глазами и произнесла:

– Хозяин… Хозяин…

Прошло не меньше кокой, прежде чем Мурмакас понял, что к чему. Нагамаса тряс его за плечо и твердил:

– Хозяин… Хозяин…

– А-а-а!!! – в ужасе заорал Мурмакас и отпустил голову. – Ты украл мои деньги?!

– Клянусь Энги сики, хозяин! – воскликнул Нагамас. – Я ничего не брал!

Он застыл перед ним – огромный, толстый, с невинным, почти детским выражением обиды на рыбьем лице.

– Так даже не клялись мои предки! – яростно заметил Мурмакас, делая движение, от которого танто скользнул в рукаве.

Нагамас смешался:

– Не надо, хозяин! Я предан тебе больше, чем собака!

Фраза показалась Мурмакасу неискренней. Прежде его слуги ползали перед ним на коленях, а этот стоит и что-то пытается доказать. Он хотел ударить своего верного Нагамаса, но тот перехватил руку, встряхнул Мурмакаса, как куль с морковью, и еще раз произнес:

– Сейса, это я!

– Ну тогда умри! – и так как Нагамас навалился на него всей своей тушей, ударил головой, а на голове у него был шлем весом полтора кана без обычного отверстия – тэнку на макушке, а с острым конусом.

Удар пришелся как раз в центр санэ, где проходила трещина. И хотя она давно заросла, удара толстого, кряжистого Мурмакаса не выдержала. Панцирь треснул со звуком рвущейся ткани. Верхушка шлема вошла в тело старого слуги не меньше чем на два сун. Он закричал, отпустил Мурмакаса и схватился за грудь. Мурмакас сразу же этим воспользовался и с небывалой яростью вонзил танто между честных и преданных глаз Нагамаса. Из раны хлынула кровь.

– Поделом тебе! – произнес Мурмакас, поднимаясь и с изумлением оглядываясь.

Находился он вовсе не в подвале, где выкапывал клад, а на третьем этаже в отикубо – своей привычной, обжитой каморке, где так любил коротать вечера. «Как я здесь очутился?» – с изумлением подумал он и понял, что ему все приснилось: и фальшивый очаг, и подвал со старыми горшками.

– Мой преданный Нагамас! – пал он на колени. – Мой верный Нагамас, проснись!

Все было напрасно. Слуга был мертв, и только огромная лужа черной крови толчками била из головы и растеклась по полу.

К этому времени Натабура, Юка, Афра и Язаки, которому вернули душу, проникли в харчевню под вывеской «Цуки». Сделали это они весьма виртуозно – не через центральный вход, который охраняли, трясясь от страха, четверо слуг в тяжелом облачении асигару, а через кухню, точнее, через лаз, в который выбрасывались отходы прямо под мостик в реку Черная Нита. И дело было не в том, что Натабура испугался слуг – он бы с удовольствием померялся с ними силами, – а в том, что карабиды, рыскающие по городу и его окрестностям, не должны были ничего понять прежде времени. Даже Язаки проникся важностью момента и вооружился по пути боевым молотом, который обнаружил в тот момент, когда они перебегали по одному из мостов – видать, потерял кто-то из карабидов.

Язаки ничего не помнил и наслаждался ночным воздухом. Тревога развеялась, как дурной сон. Жизнь снова радовала его перспективой полакомиться за чужой счет. Натабура с Юкой, поглядывая на него, посмеивались. Как мало человеку надо – всего-то заставить забыть пыточную башню и сообщить о всяких яствах, которые наверняка окажутся в доме харчевника Мурмакаса.

Все дома в городе Думкидаё были построены на один манер. Продвигаться по центральной лестнице не имело смысла: ее всегда охраняли наиболее тщательно. Узкие боковые ходы на ночь закрывали решетками. Но для того, кто знал, где находятся ключи, они не являлись преградой.

– Ждите меня здесь… – прошептала Юка и растаяла в темноте зала, который из-за столиков, подставок и опорных колоны казался населен демонами и духами всех чинов и рангов.

Пахло старым жиром, пряностями и мышами, которые скреблись в подполье. Зал хорошо просматривался из кухни, хотя два окна по обе стороны от двери давали совсем немного света. В дальних концах коридоров тускло горели фонари, но это не улучшало картины.

Язаки в компании Афра попробовал было поискать по ларям еду, но под строгим взором Натабуры оба присмирели.

– Мало вам?! – спросил Натабура, напоминая, что они совсем недавно обожрались мясом.

Язаки не стал объяснять, что все растряслось от волнения и дороги, а с видом: «Ты же обещал?» – демонстративно уселся на полу и стал принюхиваться то к запахам, которые шли изо всех щелей, то к рукаву, который выпачкал в нечистотах, пока они пробирались через лаз. Афра принялся искать на себе блох, клацая зубами. Натабура слегка пнул его:

– Тихо!

Пес посмотрел на него, блеснул зубами и навострил уши. Одна из теней ожила и двигалась в сторону кухни. Язаки неуклюже вскочил, едва не опрокинув утварь на столе, и, как Афра, щелкнул зубами. О боевым молоте он, конечно, тут же забыл. И хорошо сделал, подумал Натабура, а то поубивает всех в такой тесноте.

– Ш-ш-ш… – отреагировал Натабура и снова уставился в темноту зала, где кто-то двигался. Кими мо, ками дзо!

Это мог быть кто угодно, даже сикигами – демон смерти, с которым они недавно расправились весьма жестоким способом. «Заклинания против них я, конечно, не помню, и Юка пропала. А что, если он или его собрат вернулись, чтобы отомстить? – холодея, подумал Натабура. – Дело дрянь. С демоном смерти мне не справиться. Я даже не знаю, как и чем с ним сражаться. Учитель Акинобу не обучал. Разве что использовать силу тридцати трех обликов Бодхисаттвы, то есть ёмоо нодзомимитэ – „то, которое это – самое грозное оружие, известное учителю Акинобу. Но это еще бабушка надвое сказала. Ведь учение было только опосредованным. Не каждому дано понять его. – Холодок пробежал по спине, а в животе поселилась пустота, которая высасывала все силы. – Сейчас, сейчас», – думал он, борясь с неуверенностью. Однако выхватывать кусанаги время еще не пришло. Для боя в тесной кухне больше подходил годзука. Стоило вспомнить о нем, как он сам собой влез в ладонь. Хорошо… хорошо… думал Натабура, прижимаясь к стене. «Капкап», – легкий шелест капель яда, упавших на пол вернул его в реальный мир. Мыши скреблись так громко, что, казалось, могли разбудить и мертвого. Да сверчок на балке перекликался с другом или подружкой.