Виктория Войцек - Тени леса

Отомри.

— А вы сейчас куда? — спрашивает он и поглаживает чеканный узор.

Делаю шаг назад, и тут же серые когтистые пальцы вцепляются мне в плечи. Здоровяк чувствует приятный запах, да только не суждено ему кровушки моей отведать. По крайней мере, пока я не напьюсь.

— К Вратам Ун, — отвечает за меня Дио и улыбается.

— Только посмей взглянуть на мою руку. — Поднимаю голову и наигранно хмурюсь. — Помни: я могу оторвать твое хозяйство и скормить птицам.

А он и не воспринимает мои слова всерьез. Торре потешно слышать подобное от маленькой тщедушной галлерийки, которую он с легкостью может поднять и выбросить куда-нибудь.

Так странно: я никогда раньше не прощалась, не приходилось. Я просто исчезала, чтоб появиться совсем в другом месте. А теперь, поглядите-ка, стою меж двух спутников, смотрю, как сияет рыжая девочка, как бинтует ладонь Зенки, и даже не понимаю, что делать. Поэтому так резко сменяется выражение лица и так отчетливо слышится дыхание. Я отсчитываю время. И думаю, что прощание уж слишком затянулось.

— Эй, Синтариль. — Впрочем, мне все еще есть что сказать. — Дай ему, в конце концов, другое имя. Только чтобы оно было громким и непонятным. И мощным. Вроде «Повелитель трупов и любимец женщин».

Ну надо же, я вижу промелькнувшую на ее губах улыбку. Но не слышу ответа. Синтариль набрасывает на голову меховой капюшон, украшенный рогами какого-то дикого зверя, и разворачивается. А до моих ушей доносится негромкий голос Сатори. Она желает удачи, благодарит за что-то, а затем бежит следом, поднимая длинную зеленую юбку. Рыжей девочке не страшно. Наконец-то у нее есть те, кто может защитить. Те, кому она доверяет.

Я складываю руки, подношу к губам и громко кричу:

— Эй, Синтариль!

Она оборачивается и прижимает указательный палец к груди. Не верит, видать, что к ней обращаюсь.

— Да-да, ты! Последний вопрос: как тебя полностью-то?

Мы, галлерийцы, редко носим одно имя. Почему? Не знаю до сих пор. Даже если в первое вложено достаточно смысла, за ним всегда должно стоять хоть что-то. И иногда это доходит до абсурда. Так родители подчас используют название случайного предмета. Поверьте: лучше я буду Скончавшейся, чем Стулом, Книгой или, простите, Ночным Горшком.

Синтариль останавливается и негромко произносит:

— Брэнна.

Вновь ловлю улыбку. И радуюсь, что никто, кроме меня и, возможно, Антахара, не может понять значения этого слова. Тот, кто дал Синтариль второе имя, наверняка очень ею дорожил.

Ведь в переводе с моего родного языка оно означает «Любимая».

Устраивайтесь поудобнее!

У меня припасена для вас еще одна история. Последняя. Самая пугающая, самая…

Шучу, конечно же. Хах. А вы уже уходить удумали. Не закрывайте ладонями уши свои. И не засовывайте в рот пальцы. Это сбивает рассказчика. Это сбивает кого угодно! Попробуйте-ка говорить серьезно с тем, кто во время беседы ладонь лижет, точно роэль с медовым сердцем. Вам не понравится, уверена.

Так вот! Я расскажу вам о страшном чудище лишаре, о храбром музыканте и о еще каких-то людях. Понимаю, эта история должна была прозвучать в самом начале или не упоминаться вообще. Но у меня, как и у вас, еще есть время. И почти полная кружка траува на яровике. А как известно, нет ничего лучше интересного сказа да доброй выпивки.

Дело было в небольшой деревушке близ столицы. Как называлась она? Поди вспомни. Кажется, Аркв атта.

Травы в тамошних лесах — по колено, а деревья макушками своими небо цепляют. Голову, бывает, запрокинешь, а где они кончаются — и не видно. И страшно: вдруг ветка на темя упадет. Или зверюга какая из-за кустов выскочит да растерзает. Только мысли мои тогда не об этом были.

Мне хотелось оказаться в новом месте. Вдохнуть его воздух, посмотреть, чем люд честной живет, да подзаработать на пьяных жителях, которым нравилось почти все, что я исполняла. Они, представьте себе, приняли даже срамные песенки о своем повелителе! А кроме них об инхиле Гвальд аре Боре я ничего и не знала.

Аркватта. У этого места приятное название. Слышится в нём что-то такое текучее. Хоть и переводится просто — «Отдых».

Деревушка расположена недалеко от ворот, скрывающих от глаз столицу; именно к ним я и направляюсь. Уж там-то смогу разгуляться — среди пышного празднества и толпы богатых, а главное, невнимательных местных жителей, которые наверняка придут посмотреть на гостей из других тоу да набить пузо сладостями. Я и сама не откажусь попробовать эти липнущие к пальцам шарики из меда и муки, которые так приятно пахнут ягодами и лесными орехами.

Но пока я коротаю время в Аркватте: брожу по широким пыльным улочкам, повесив накидку на локоть. Из приоткрытых окон приятно тянет свежеиспеченными домашними пирогами, а окружающие люди выглядят тошнотворно приветливыми. А ведь раньше казалось, подобное встречается лишь в книгах, в тех, которые с неохотой читала в детстве мать. Она не очень-то хотела, чтобы я мечтала побывать в таком месте. Или, что еще хуже, пыталась его отыскать. Так вышло, что мне уже сорок Половин, и вот я здесь. Как там говорят?

Отведай несвежего мяса, родительница!

Согласитесь, есть что-то подозрительное в столь милых деревушках. Кажется, вот-вот у тебя стащат тимбас или пустую сумку, в которой и нет ничего ценного. Или ты, сам того не ожидая, примкнешь к культу. Со мною такое уже бывало, как вы помните.

Двери церкви приветливо открываются передо мной. В просторное полупустое помещение через мутные окна проникает мягкий свет. Он бережно обнимает стоящую в центре фигуру улыбающегося Мав и — Денежного Мешка. Подумав, я не только улыбаюсь в ответ, но и подхожу. Кланяюсь ему в ноги, прижимаюсь лбом к деревянному приступку и кладу в глиняную чашу пару тэнги — только они-то и остались в кармане.

Мави, кажется, становится еще самодовольнее. Да кто бы не стал? Только что ему принесли две мелкие темные монетки, на которых выгравирована какая-то мышь с длинным пушистым хвостом. Вроде именно эту зверину хранитель и держит в руках. Говорят, она в дом богатства несет, ага. На деле же маленькая пушистая дрянь лишь по углам гадит да деревянную посуду точит. Но мне ли спорить с духом? А может, когда-то у нас денег потому и не было, что мать одну такую метлой у порога прибила.

— Смотри, — сказала тогда она, — Ишет, тварь какая. Здоровая, красноглазая, — да как начала ее за хвост раскручивать.

Я тем временем ловлю хитрый взгляд служителя церкви. Кивает мне мальчишка, сложив руки за спиной. Только знаю я, что он ладошки потирает. Наверняка припрячет монеты, когда уйду. Да не обрадован будет Мави. Хранители порой любят выражать свое негодование.