Мари Руткоски - Проклятие победителя

— Подождите, — остановил ее Арин. — На что мы играем?

Об этом Кестрель позаботилась заранее. Она достала деревянную коробочку из кармана юбки и поставила на стол. Арин тут же взял ее в руки и потряс. Раздался тихий стук.

— Спички. — Он бросил коробок обратно на стол. — Не больно-то высокая ставка.

А на что еще играть с рабом, которому нечем расплачиваться? Она долго ломала голову над этим вопросом и ничего лучше не придумала.

— Может, я просто боюсь проиграть, — ответила Кестрель, пожав плечами. Затем она высыпала спички на стол и поделила поровну.

— Мм, — отозвался раб, и они сделали первую ставку.

Арин расположил свои костяшки так, чтобы видеть изображения на пластинках, не показывая их Кестрель. Он быстро пробежался по ним взглядом, после чего отвернулся и принялся рассматривать роскошный интерьер. Кестрель почувствовала, что злится: во-первых, Арин лишил ее полезной информации, которую дало бы выражение его лица, а во-вторых, он явно проявил галантность, позволяя ей спокойно рассмотреть свой расклад. Как будто ей нужны поблажки!

— Откуда ты знаешь? — спросила Кестрель.

— Что именно?

— Что здесь была комната для письма. Я никогда об этом не слышала.

Кестрель начала выставлять костяшки. Едва увидев, что ей досталось, она вдруг подумала, что Арин мог отвернуться вовсе не из вежливости. Возможно, он как раз хотел ее спровоцировать.

Она сосредоточилась на раскладе и с облегчением обнаружила, что тот весьма удачен. Тигр (самая сильная кость), волк, мышь, лиса и два скорпиона — неплохая подборка, за исключением мыши. Кестрель любила играть «жалящими»: их часто недооценивали.

Неожиданно она осознала, что Арин все еще медлит с ответом. Он пристально следил за ней.

— Я понял это, — ответил он наконец, — по расположению комнаты, кремовой расцветке интерьера и рисункам лебедей. Так выглядели комнаты, в которых гэрранские аристократки писали письма и вели дневник. Посторонних сюда не пускали. Я не имею права здесь находиться.

— Что ж, — ей стало неловко, — все уже не так, как прежде.

Арин сделал первый ход: волк. Стало быть, шансы Кестрель добавить волков в свой расклад уменьшились. Она выложила лисицу.

— И откуда ты знаешь, как выглядят комнаты? — продолжила допытываться Кестрель. — Ты раньше был домашним рабом?

Пальцы Арина дрогнули. Она явно расстроила его, хотя вовсе этого не хотела.

— Во всех богатых гэрранских домах устраивали комнаты для письма, — пояснил Арин. — Это общеизвестный факт. Любой раб мог бы рассказать вам то же самое. Спросите Лиру, к примеру.

Кестрель никогда не задумывалась о том, что он знает Лиру, — по крайней мере, она не ожидала, что они настолько хорошо знакомы, что Арин может упомянуть ее в разговоре. С другой стороны, удивляться здесь нечему. Теперь Кестрель вспомнила, как быстро Лира подсказала ей, где искать Арина. Будто ответ все время находился на поверхности ее сознания, готовый вспорхнуть, точно стрекоза над водой.

Какое-то время Кестрель и Арин молча выкладывали костяшки, сбрасывали старые и набирали новые, лишь изредка называя ставки.

Потом руки Арина замерли.

— Вы переболели чумой.

— Ой! — Кестрель не заметила, как ее широкие рукава с прорезями соскользнули вниз, открывая предплечья. Она потрогала короткий шрам на сгибе левой руки. — Во время колонизации полуострова многие валорианцы заразились.

— Но не многим повезло лечиться у гэрранского лекаря, — возразил Арин, уставившись на шрам.

Кестрель поправила рукава, затем взяла спичку и покрутила ее пальцами.

— Мне тогда было всего семь. Я мало что помню.

— Но вы определенно знаете, что произошло, хотя бы в общих чертах.

Она помолчала в нерешительности.

— Тебе эта история не понравится.

— Это не имеет значения.

Кестрель отложила спичку.

— Мы тогда только приехали. Отец не заболел. Видимо, его организм оказался невосприимчив к заразе. Он всегда был таким… неуязвимым.

Губы Арина сжались.

— Но мы с матерью подхватили чуму. Я помню, как лежала рядом с ней. Кожа у нее пылала как огонь. Рабам велели отнести нас в разные кровати, чтобы легче было справиться с жаром, но я все равно каждый раз просыпалась возле нее. Отец заметил, что гэррани почти не болеют, а если и заражаются, то легко выздоравливают. Он разыскал местного врача.

На этом следовало остановиться. Но Арин не сводил с нее серых глаз, и Кестрель почувствовала, что не сможет так просто оборвать свой рассказ. Это все равно что солгать. Он бы сразу заметил.

— Отец пригрозил лекарю смертью, если тот нас не вылечит.

— И он согласился. — В голосе Арина слышалось отвращение. — Чтобы спасти свою шкуру.

— Нет, не поэтому. — Кестрель взглянула на костяшки, лежавшие на столе. — Я не знаю почему. Потому что я была ребенком? — Она покачала головой. — Он сделал мне надрез, и зараза вышла вместе с кровью. Полагаю, так лечили все гэрранские врачи, раз ты узнал шрам. Потом лекарь остановил кровь и зашил мне рану. А после взял нож и покончил с собой.

Странная тень промелькнула в глазах Арина. Возможно, он пытался представить Кестрель семилетним ребенком, как часто делала она сама, глядя в зеркало. Пытался понять, что особенного увидел в ней врач, раз спас ей жизнь.

— А ваша мать?

— Отец попытался повторить то, что сделал лекарь. Я помню, как он порезал ей руку. Было очень много крови. Мама не выжила.

В наступившей тишине Кестрель услышала, как падающая ветка царапнула по стеклу. За окном темнело. Погода стояла теплая, но лето уже подходило к концу.

— Ваш ход, — резко бросил Арин.

Кестрель перевернула костяшки. Четыре скорпиона. Но неизбежная победа ее совсем не обрадовала.

Арин открыл свои пластинки из слоновой кости, которые с громким стуком легли на стол. Четыре змеи.

— Я победил, — объявил он и смахнул спички в ладонь.

Кестрель уставилась на костяшки, чувствуя, как все тело впадает в оцепенение.

— Что ж… — Ей пришлось откашляться. — Достойная игра.

Арин сухо улыбнулся.

— Я предупреждал.

— Верно.

Он встал.

— На этом я вас покину, пока удача мне не изменила.

— Я надеюсь отыграться в следующий раз. — Кестрель не сразу осознала, что по привычке протянула ему руку. Он посмотрел с удивлением, но руку пожал. От этого прикосновения сковавшее Кестрель оцепенение отступило, сменившись другим чувством, столь же неожиданным.

Арин отпустил руку.

— У меня много дел.

— Это каких же? — Кестрель старалась говорить непринужденным, шутливым тоном.

Арин ответил ей в том же духе:

— Например, поразмышлять о том, что делать со свалившимся на меня богатством. — Он широко раскрыл глаза, изображая восторг, и Кестрель улыбнулась.