Ша Форд - Рассвет

— Где валтас? — сказал Каэл через миг. Он искал, но видел лишь кости дракона.

Руа подвинул к нему коготь, почти коснувшись.

«Это валтас, человек. Эти кости Дорчи лежат с его смерти и все еще защищают пепел Его-Дорчи. Шаманы Диких земель своими ритуалами воровали души зверей. Они привязывали эти души к себе, чтобы увеличить жизнь и силу. Многие существа ничего не знают, кроме еды и логова. Пары для них лишь на миг. Связь с человеком для таких — честь, шанс пожить не так, как раньше. Но для драконов это проклятие, — Руа смотрел на кости Дорчи почти без огня в глазах. — Когда шаман драконов — дрэга — исполнял ритуал, это убивало одного из нас. Наши тела умирали, и души покидали Родину и соединялись с человеком, которого Судьба выбирала связанным с нами, и возврата не было. Порой драконы были одиночками, но чаще всего — нет. Лишиться пары — как умереть, пока живет тело, дышать воздухом без запаха, есть плоть без вкуса… гнить вечность в мире без красок. Дрэга жестоко поступал с нами, — чешуя Руа звякнула, он повернулся и посмотрел на лицо Каэла. Его глаза горели. — Дорча был сильным драконом. Он боролся с таким жутким гневом, что ни один самец не смел лететь над его долиной. Его родня клялась, что огонь у него в сердце, а не в легких. Но когда он потерял Его-Дорчу, сила оставила его. Ее душа была не на Родине, и Дорча был сломлен и не мог следовать. Он лежал на ее костях, пока они не стали пылью. Он собрал прах под собой, чтобы ни крупицу не унес ветер. Небо менялось, шло время… но огонь Дорчи уже погас. Его тело увядало, не замечало дни и ночи… а потом его душу позвали пересечь ледяные моря».

Каэл едва дышал. Слова Руа звенели в его сердце. И не только от чувств или боли. Килэй… все с ним делила. Они были связаны жизнями. Если он умрет, она увянет, как Дорча.

А Каэл умрет.

Он понимал ее полностью. Он знал, почему она плакала. Не ее прошлое вызывало ее слезы, а ее будущее. Это будущее — это отражение будущего ждало ее в конце жизни с Каэлом.

«Валтас не всегда трагичен. Он приносит значение нашим жизням, — продолжил Руа, не замечая, что сердце Каэла застыло. — Наши пары делают нас лучше. Делают нас целыми. Скажи, человек, какого цвета Моя-Руа?».

Вопрос был глупым, но Каэл был готов на все, лишь бы отвести взгляд от костей.

— Она белая.

Руа медленно моргнул.

«Для тебя, потому что она не с тобой связана. Но когда я смотрю на нее, я вижу красный — огненная чешуя сияет от ее движения. Она сияет там, где я тусклый. Но я люблю не только ее чешую. До встречи с Моей-Руа я был без цели, — сказал он со стоном. — У моего сердца не было цели, мои крылья носили меня по миру. Но у Моей-Руа был огонь ее отца, хоть она еще была мала для него. Я сказал ей, что огонь часто доводит ее до беды. Но я достаточно большой и сильный, чтобы нести всю страсть ее сердца, что она не может. Потому валтас свел нас, — сказал он, его чешуйчатые губы изогнулись. — Он знает, чего нам не хватает, и дает пару, что делает нас целыми. И когда мы только стали парой, Моя-Руа принесла теплый огонь в мою жизнь. Но после того, как ее мать, Его-Дорча, была жестоко украдена у нас… огонь стал яростным. Это другая сторона валтаса: делить радость и печаль. Я нес ее гнев многие годы, и я не всегда справлялся хорошо, — мрачно признался Руа. — Но даже так я лучше тысячу лет буду нести ее печаль, чем проживу хоть миг без нее. Она — Моя-Руа, потому что она — это я, идеальный я. Без нее я буду потерян. Скажи, человек… — он приблизил нос. Он был слишком близко. — Какого цвета Твоя-Каэл?».

— Ее зовут Килэй. И она такая, как тебе видно, — буркнул Каэл. Было сложно слушать Руа и не ощущать обмана. Они и тут не совпадали.

Как бы он ни любил ее, это не сравнить. Он не может заботиться о Килэй так, как она заботилась о нем.

Ничто из его поступков не сравнить с валтасом.

ГЛАВА 38

Последняя крыса

Конца не было. Даже если бы Тельред сидел там сто лет, ничего не изменилось бы. О, стул мог рассыпаться под ним, и море подняться до его сапог. Королевство могло развалиться.

Но даже после сотни лет хаоса и разрухи совет будет воевать.

Все начало разваливаться вскоре после их последней встречи. Тельред не знал, что именно случилось, и слухи только мешали узнать правду. Некоторые из совета заявляли, что канцлера свергли, другие — что он сам подал в отставку.

Ходили слухи о графине Д’Мер, и во многих говорилось о яде и отрубленных головах. Но хотя из-за жутких деталей их было сложно забыть, Тельред старался о них не думать. Слухи о графине были слишком выдуманными, чтобы быть правдой. Ему казалось, что так кто-то хотел отвлечь Совет от взяток в портах.

Но даже если они не могли договориться, все в совете клялись, что договорились со Срединами. Тельред тешил себя этой мыслью. Последние пару недель только осознание, что моря в безопасности, не давало ему сойти с ума на совете.

Но теперь и это у него забрали. Ему хотелось швырнуть стул по комнате.

— Тихо, прошу! Вы можете быть тише?! — рявкнул советник во главе стола.

Самодельные палатки усеивали дальнюю часть комнаты собраний. Жители прибыли чуть больше недели назад на небольшой группе кораблей из Коппердока — остатки флота, на который напали маги. Они днями двигались вдоль берега к замку канцлера, боясь задерживаться где-либо.

Теперь они были в безопасности, и их не удавалось выгнать. Они устроили лагерь в комнате собраний: спальные мешки рядами, и всюду бегали дети. Но их шум был ничем, по сравнению с яростью кораблестроителей.

— Мы притихнем, когда вы ответите Срединам! — закричал один из них. Он прижимал к груди кричащего младенца, пока тыкал пальцем в сторону стола. — Вы говорили, что совет договорился с королем. Вы обещали, что войны не будет.

— Договорились, и ее не будет, — ответил другой советник, не оборачиваясь.

Его слова вызвали новый возмущенный рев:

— Тогда почему нас прогнали из домов?

— Почему маги сожгли половину наших кораблей и невинных людей?

— Почему же на них был герб короля? Вроде бы, если есть договор, народы не нападают друг на друга.

— Выдумки и бред, — заявил другой советник поверх криков жителей. То был пухлый мужчина с густыми усами в пятнах на краю — остатках еды.

Он не справился как канцлер, и потому герцога Реджинальда убрали. Но Колдерой был лучше в политике, чем многие думали: он как-то вернулся за главный стол.

Теперь он смотрел на кораблестроителей поверх усов. Если в нем и была хоть капля милосердия, он ее не показывал.

— Совет выслушал ваши проблемы, и когда мы назначим нового канцлера, мы рассмотрим их, — сказал он в усы. — Но, боюсь, жизнь тут вам не поможет. Вы должны дать нам время и место для работы…

— А куда им идти? — рявкнул Тельред. Он вскочил раньше, чем понял, что его гнев достиг предела. Его деревянная нога громко скрипнула в тихом зале. Кожаный щиток сжал кожу на колене. Но он едва ощущал. — Совет хочет помочь им устроиться в другом месте? Найти им работу? Кормить их?