Лана Ежова - Темные не признаются в любви

Такое ощущение, что она забыла о моей ссоре с отцом и изгнании из рода. Будто и не уезжала я поспешно из дома, забыв почти все вещи. Впрочем, о чем я? Феноменальной память у мамы была только для Кристы, для ее желаний и нужд.

Невесело оказаться ребенком, которого не ждали и не хотели…

Постояв немного возле кабинета, решительно постучала в дверь.

— Войдите, — раздалось отстраненное в ответ.

Нахмурив лоб, отец сосредоточенно чертил схему очередного артефакта. Если дед считался талантливым магом иллюзий, то папа всего добился упорством. Сотни неудач предшествовали победам, тысячи впустую вложенных лэтов — достойной награде за редкие открытия.

Меня не замечали — пришлось кашлянуть.

— Добрый вечер, отец.

Карандаш замер. Уставший, с посеребренными сединой висками шатен поднял голову. Миг на узнавание — и он вскочил с кресла. В два широких шага оказался рядом и крепко-крепко обнял.

— Элея!

— Папа…

Горло перехватило, и с минуту точно я не могла выдавить из себя и слова. А когда смогла, первым заговорил отец:

— Доченька, прости. Не знаю, что на меня нашло… Я не соображал, что говорил, прости!

Отец не рыжий, но взрывной характер ему достался по наследству. В последнее время у него эмоции зашкаливали порой так, что доходило до вспышек гнева, когда папа не помнил, что говорил и делал.

Но никогда, никогда я не подумала бы, что однажды он выгонит меня из дома и рода!

— Я знаю, папа, знаю.

Отец, придерживая меня за плечи, отстранился и внимательно вгляделся в лицо:

— Ты в порядке?

Я кивнула.

— Тогда почему все еще в плаще?

Я улыбнулась и молча расстегнула пуговицы. Дальше отец помог избавиться от верхней одежды, бросив ее на кресло.

Гнев гневом, а я все равно боялась, что меня не захотят выслушать, до последнего было страшно.

— Ты со значком адептки КУМа, — констатировал очевидное отец и переменился в лице: — Отсрочка скоро закончится? Я завтра же пошлю Альберта с оплатой в университет. Сначала хотел, чтобы ты понервничала, затем забыл.

Отец мог. Только о жене и Кристе никогда не забывал — они беспрестанно, без стеснения напоминали о себе.

— Не надо беспокоить твоего помощника — я нашла деньги.

— Откуда? — Он нахмурился. — А, драгоценности…

Беспокойство его тотчас испарилось, а я… Я вновь не могла говорить — обида душила. Какие драгоценности, если я оставила дома все, кроме сережек? Родители не полюбопытствовали, какие вещи я взяла с собой, нуждаюсь ли в чем, не попала ли в беду. И отсрочка… разве о ней кто-то просил? Разве отец предупредил в деканате, что оплатит обучение позже, что просто воспитывает строптивую дочь… Нет, нет и еще раз нет!

И все же я находилась здесь, в особняке рода Кимстаров, сделав то, что от меня потребовали. Я слабовольная трусиха без гордости? Спорить не стану, что поделать, близкие для меня важны.

— Отец, я сделала для Кристы то, что вы просили.

Не просили, а вымогали, но нюансы сейчас лучше опустить.

— Спасибо, Элея! — Лицо папы прояснилось. — Твоя сестра будет признательна.

Сомневаюсь. Скорее позлорадствует, заявив, что без поддержки родных я ничего не стою.

— А где Криста?

Слуги должны были доложить о моем возвращении, но сестры в кабинете все еще нет. Странно, она не упускала возможности подколоть.

Пряча чертежи в сейф за панно с горным пейзажем, отец отмахнулся:

— Отправилась на прогулку с Жульеном или в гости к подругам. Ты же ее знаешь, когда принцесса дает выходной, дома Криста не сидит.

И этой чертой она пошла в мать.

— Что ж, милая, поехали в храм!

Я хотела бы отдохнуть, выпить чаю, захватить из гардеробной шубку, но стоило ли о таком говорить, когда папа звал обратно в лоно семьи? Потерплю. Зато эту ночь смогу провести в своей спальне, а рано утром уже вернусь в общежитие и повинюсь перед Мадлен. Главное, чтобы она со злости не уничтожила мои учебники…

Главный столичный храм богини Матери находился неподалеку, на дорогу у нас ушло максимум полчаса. За это время я успела узнать все домашние новости, а также как продвигается работа артефакторов над латорийским вариантом летающего магмобиля. Как идут дела у меня, отец спросил, но я ограничилась парой обтекаемых фраз, и он не стал расспрашивать подробнее.

Вторая половина дня, а из-за начинающейся метели на улицах никого. Люди опасались в непогоду застрять вне дома — зимы в Латории мягкие и часто бесснежные, но, если завьюжит, это надолго.

Огромный храм, благодаря четырем башням-стрелам и стеклянному куполу, переливающемуся на солнце всеми цветами радуги, казался хрупким, нереальным видением. Всякий раз, как прихожу, испытываю трепет.

В центральном зале несколько священнослужителей расставляли лампадки с живым огнем возле Покрова Латории. Кусок гигантского черного камня, тысячу лет назад закрывшего перевал в горах и защитившего страну от нашествия нежити, загадочно мерцал, притягивая взгляды прихожан.

Спустя века остаются те, кто сомневается в божественности происхождения помощи, выдвигая версию проще, что кусок скалы переместили маги. Но и они не могут объяснить удивительное свойство осколка: защищать говоривших правду и карать лжецов.

Пока я любовалась Покровом, отец нашел свободного жреца, который согласился засвидетельствовать возвращение в род.

Втроем мы подошли к камню.

— Опустите руки на Покров, чада великой Матери. — Голос старика в темно-синем одеянии прозвучал спокойно и мягко.

Осуждения в его глазах я не увидела, хотя из рода изгоняют за позорные поступки.

Камень на ощупь теплый и шершавый. Еще моя ладонь уловила пульсацию, будто внутри, под твердой оболочкой, мерно билось гигантское сердце.

— Чада милосердной Матери всегда могут найти убежище в ее объятиях. Несите свои печали богине, она утешит вас и подарит покой.

Жрец говорил что-то еще — я не слушала, завороженная необычными ощущениями. Когда еще я прикоснусь к Покрову Латории? Надеюсь, что больше никогда, он помогал в особых ситуациях, но чаще всего его использовали, чтобы уличить клятвопреступников, изменников и прочих негодяев.

— В род Кимстаров девушку вернуть нельзя.

Что?!

Слова жреца ошеломили.

В ужасе я воззрилась на него, ожидая, что признается в глупом розыгрыше. Но нет, старик смотрел на меня с сочувствием и любопытством. Отец же… он побледнел. Два круглых пятна на щеках быстро наливались багровым цветом.

И я сделала шаг назад. И еще один. И еще.

— Как вернуть нельзя? Это идиотская шутка?! — К счастью, отец подумал в том же направлении, что и я.

— Недоразумение какое-то? — Своим вопросом я попыталась смягчить грубость предыдущего.

— По человеческим документам она все еще Кимстар, — не обидевшись на обвинение, терпеливо объяснил жрец, — но на ауре я вижу знак другого рода. Девушку приняли в него совсем недавно.