Карина Демина - Летняя практика

Я роту раскрыла.

И закрыла.

Как это наоборот? Вот есть у меня, скажем, вилы. Хорошие такие вилы. Вострые. Еще батькой моим деланы. Ими милое дело, что сено грузить, что траву, что навоз.

А наоборот?

Это не я вилами, а вилы мною?

— Попроще надо, Фролушка, — усмехнулась Люциана Береславовна. — Иногда, Зослава, кажется, что ты владеешь вещью… попроще, пожалуй, сложно. Не права была. Но… некоторые вещи не для людей созданы. Они сами по себе. Одному, кто знает, как совладать, подчинятся и служить станут. А из другого, кто решит, будто поймал птицу Сирин, душу вытянут, когда ж души не останется, то и сгинут… исчезнет из кошеля неразменный рубль. Или соскользнет перстень, который до того не снимался ни с мылом, ни с жиром. Сгинет кошель заговоренный… и радоваться надо бы, что отошла, да только тот, кто сокровища лишился, лишь о потере своей думать будет. Значит, царица-матушка…

— Люци!

— Прекрати, Фрол. Ваши тайны утомили… тайны вообще утомляют. Я бы от своих с радостью избавилась. Глядишь, скоро и смогу… клятва держит, пока тот, кому клялся, жив… и уже недолго.

И внове улыбнулась так, что я похолодела.

— Если исторический экскурс провести, то следует признать, что все началось в той деревеньке, которую вы, Зослава, вполне удачно окрестили проклятой. К сожалению, нам мало известно о магии прошлого… какие-то легенды. Сказки… лес, выросший из гребня. Лента, рекой ставшая. Горы из горсти камней. Вроде бы и смешно, да не смешно, если вспомнить Завершский кряж. Ты ведь бывал там, Фролушка? Темное место. Стоят буки вековые. Под кронами их темно, ни лучика не пробивается. Листва мертвая да… не важно, главное, что лес этот по сей день сырой силой напоен и стоит, не меняясь. Ни одно дерево не упало за последние триста лет, но ни одно и не выросло… не это важно, главное, что тогда встречались люди, способные управиться с силами, которые нынешним магам кажутся запредельными. К счастью, встречались нечасто… полагаю, ваш ведун…

С чегой это он мой? Я его только во сне и видела.

— …Был из тех редких, одаренных силой, которую он и использовал, чтобы заключить договор, залогом которого и стала книга. — Люциана Береславовна разглядывала малинник с видом презадуменным. Нежто Еську видит?

Аль Щучку?

— Сложно сейчас сказать, почему именно книга, но… возможно, точка привязки? Плюс человеческие жертвоприношения. Обратился ведун вовсе не к доброй силе. Как бы там ни было, книгу унесли, и договор рухнул. Деревню удалось спасти, запечатав во временной петле, но это спасение хуже гибели… хотя не сочтите меня жестокой, но наказание соответствует преступлению.

Фрол только головой покачал.

А я… мне жалко было.

И тех девок, которых в болоте топили, в жены Хозяину вод спроваживая. И тех, которые в деревне остались. Ладно взрослые, они-то могли чего переменить, а дети малые в чем виноватые?

— Книга же, выбравшись на волю, нашла себе носителя. И здесь весьма удачно вспоминается заря становления царства Росского… Фролушка, не хмурься, крамолу нам простят, если выживем. Особенно если, выживши, не станем о том распространяться… чудесная легенда о молодом князе, Божиней одаренном, и деве, в лесу им встреченной… и землях, которые сами пришли под руку светлой пары.

Она фыркнула, выказывая, что именно об этих землях думает.

— Не все там гладко было. Правители не особо хотели становиться из вольных князей чьими-то подданными, но пришлось… в книге сыскалось немало способов, скажем так, убеждения…

Фрол Аксютович исторг тяжкий вздох.

А я что?

Я гишторию любила. Он славно так рассказывал про времена былые, только отчегой-то в тех рассказах ни словечком не упоминалось, что были оные времена вовсе не так уж и благостны.

— Это программа. — Люциана Береславовна всегда умела читать по моему лицу. — Повзрослеете, Зослава, и поймете, что реальность к книжной истории отношение имеет слабое.

Я хотела спросить, отчего так, да рот прикрыла.

— Что заставило ее вернуться сюда? Возможно, некогда это была родная деревня девушки. Возможно, дело в привязке, все же артефакт тянет к определенному месту. Возможно, она осознала, что утрачивает душу… или дело еще в чем-то, нам неизвестном. — Люциана Береславовна огладила руку рукой. — Как бы там ни было, не ошибусь, сказав, что первая царица похоронена где-то здесь. Более того, ей пришлось стать хранителем книги. Незавидная роль. Прошли сотни лет, пока она не нашла того, кто добровольно и по собственному почину принял проклятый дар.

Ага… а после, значится, книга сделала Берусю царицею, только, мнится, счастья ей в том царствовании не прибыло.

И когда не стало у Беруси сил, книга сгинула.

— Она ищет хозяина, я так думаю… — прогудел Фрол Аксютович. Говорил он неохотно. — Михайло показывал записки Мирослава. Книга попала в руки женщине, которая попросила Мирослава об услуге. Почему просила? Не потому ли, что сама не могла покинуть терем? Это единственное объяснение… самой ей было книгу не вынести. Мирослав согласился. Он заглянул в книгу, желая узнать, о чем она… и книга сожрала его. Быстро сожрала. А после вернулась к новой хозяйке. Она побывала в руках Добронравы… полагаю, истинная хозяйка не имела возможности… экспериментировать в столице. Все ж таки иные силы оставляют мощный отклик. А может, подсунула подружку заемной жертвой… спросим, если получится. Но книгу надо уничтожить, Зослава. Вам ясно?

Я кивнула.

Чего уж неясного-то?

Егор шел за матерью.

Он так давно ее не видел. А она нисколько не переменилась. Разве что в волосах прорезались первые седые нити. Но от того боярыня лишь краше стала.

— Мама! — Егор устал.

Ноги болели.

Он посмотрел: надо же, успел до крови сбить. И главное, что кровь эта в землю уходила, будто вода в песок. А мама не оглянулась даже, не говоря уже о том, чтобы остановиться.

— Мама! — Он бросился за ней.

Вот же, рядом совсем, руку протяни… он и протянул, забывши про достоинство боярское, в тщетной попытке ухватить маму за косу.

— Мамочка…

Коса выскользнула, что угорь, сквозь пальцы. Но мать остановилась.

— Мама… пожалуйста. — Егор не удержался, упал на колени.

— Встань. — Она повернулась к нему. — Не позорь меня и свой род.

— Мама, как же ты… ты ведь…

— Я умерла. И ты умрешь, если продолжишь валяться вот так. — Она наклонилась и провела пальцем по губам. — Совсем вырос…

Покачала головой.

А потом отвесила пощечину, от которой рот Егора наполнился кровью. Ее было так много, что он не выдержал и…

Его рвало на мертвую старуху, и это было отвратительно.

«С возвращением, — раздался в голове знакомый голос. — Видишь, мальчик, и я могу быть полезен».