Мэгги Стивотер - Воронята

— Что ты знаешь о королях Уэльса? — спросил он.

Эшли поджала губки и поскребла ногтем кожу в ямочке у основания шеи.

— Мм-м-м… Лливеллин? Глендур? Лорды Валлийской марки?

Улыбка, появившаяся на лице Ганси, могла бы своим светом поджечь угольную шахту. Адам, когда познакомился с Ганси, знать не знал о Лливеллине или Глендуре. Ганси пришлось рассказывать ему, как Оуайн Глендур — англичане называли его Оуэном Глендоуэром, — аристократ из средневекового Уэльса, сражался за свободу Уэльса против англичан, а потом, когда, казалось бы, неизбежно должен был попасть к ним в плен, исчез с острова и заодно и со страниц истории.

Но Ганси не собирался переписывать историю. Он пытался связать воедино различные события в таком виде, в каком они случались, его волновали магические знамения, сопровождавшие рождение Глендура, слухи о том, что он умел делаться невидимым, невероятные победы, которые он одерживал над превосходящими силами противника, его таинственное исчезновение. Слушая Ганси, Адам видел перед собою зеленые волны валлийских холмов, сверкающую ширь реки Ди, беспощадные северные горы, в которых бесследно исчез Глендур. В рассказах Ганси Глендур просто не мог умереть.

Слушая эту историю сейчас, Адам ясно понимал, что Глендур был для Ганси куда больше, чем просто историческим персонажем. Он воплощал собой все, чем хотел бы обладать Ганси: мудрость и мужество, ясное видение своего пути, причастность к миру сверхъестественного, всеобщее уважение, сохранившуюся в веках славу.

Ганси, загоревшийся от собственного рассказа, вновь зачарованный его тайной, обратился к Эшли:

— Ты знаешь легенду о спящих королях? Легенду о том, что такие герои, как Лливеллин, Глендур, Артур, на самом деле не умерли, а спят в своих гробницах, дожидаясь пробуждения?

Эшли растерянно моргнула, а потом сказала:

— Ну, это, скорее всего, просто метафора.

Пожалуй, она была не так глупа, как им показалось.

— Возможно, и так, — ответил Ганси. Он широким жестом указал на стену, где висели карты, испещренные силовыми линиями, вдоль которых, как он был уверен, странствовал Глендур. Схватив лежавший позади него на столе ежедневник, он принялся быстро листать его, демонстрируя как подтверждение вклеенные туда схемы и вырезки. — Я считаю, что тело Глендура перевезли в Новый Свет. Точнее говоря, именно сюда, в Вирджинию. И я хочу найти место, где он похоронен.

К радости Адама, Ганси не стал останавливаться на том, как и почему уверовал в легенды о том, что Глендур жив и сейчас, много веков спустя. Он пропустил также кусок о том, как пришел к убеждению, что погруженный в вечный сон Глендур наградит того, кто его разбудит. И о том, каким образом им овладело всепоглощающее стремление отыскать этого давно исчезнувшего с лица земли короля. Пропустил эпизоды полуночных звонков Адаму, когда не мог уснуть из-за неотвязных мыслей о своих поисках. Пропустил микрофильмы, музеи, газетные заметки и металлодетекторы, многочисленные авиаперелеты и потрепанные иностранные разговорники.

Он также не сказал ни слова о магии и силовых линиях.

— Безумие какое-то, — сказала Эшли. — С чего ты взял, что он может быть здесь?

На этот вопрос имелись два ответа. Один основывался на исторических данных и был гораздо приемлемее для всеобщего употребления. Второй добавлял в уравнение ивовые рогульки и магию. Когда-то, в недобрые давние дни, Адам с большой оглядкой поверил в первый вариант. Но дружба с Ганси требовала, чтобы он, чем дальше, тем больше, склонялся ко второму. Именно по этому поводу Ронан к немалому неудовольствию Адама отмечал: его вера в сверхъестественные объяснения остается непоколебимой. Вера Адама была шаткой.

Эшли, то ли потому, что она была здесь случайным человеком, то ли из-за ее очевидного скепсиса, досталась историческая версия. Ганси немного рассказал о имеющихся в округе названиях валлийского происхождения, о найденных в вирджинской земле артефактах XV столетия и о том, что многие историки поддерживают гипотезу о раннем, еще до Колумба, плавании валлийцев в Америку.

Где-то посреди лекции из примыкавшей к кабинету, который Ронан называл своей спальней, комнатушки появился третий обитатель «Завода Монмут», отшельник Ноа. В этом крохотном помещении, помимо его кровати, помещались детали загадочного механизма; Адам предполагал, что это печатный пресс.

Сделав несколько шагов, Ноа остановился. Он не улыбнулся Эшли, а удивленно выпучил на нее глаза. Знакомство с новыми людьми всегда трудно давалось ему.

— Это Ноа, — объявил Деклан. Сказал он это так, что Адам полностью утвердился в своем подозрении — «Завод Монмут» и обитавшие там школьники были для Деклана и Эшли пунктом на туристическом маршруте, одной из тем для предстоящего обеда.

Ноа протянул руку.

— Ой, какая холодная у тебя рука! — Эшли прижала свои пальчики к рубашке, будто торопилась их согреть.

— Я семь лет пролежал мертвым, — ответил Ноа. — Это все тепло, какое осталось.

Комнату Ноа содержал в строгом порядке, но сам всегда выглядел немного неряшливо. И в его одежде, и в прямых волосах, которые он обычно носил зачесанными назад, виделось что-то нелепое. Глядя на его неглаженую форму, Адам каждый раз чувствовал себя не слишком неуместно. Трудно было ощущать себя причастным к Эглайонби, стоя рядом с Ганси, чья жесткая, словно Джордж Вашингтон, сорочка с белым воротником стоила больше, чем велосипед Адама (любой, кто не увидит разницы между сорочкой, купленной в молле, и сорочкой, сшитой искусным итальянским портным, просто никогда не видел последней), или даже Ронаном, потратившим девятьсот долларов на татуировку только для того, чтобы позлить брата.

Эшли захихикала, одобряя шутку, но сразу умолкла, как только отворилась дверь комнаты Ронана. На лицо Деклана набежала такая густая тень, что можно было подумать, что его никогда больше не осветит солнце.

В Ронане и Деклане можно было по темно-каштановым волосам и острым носам безошибочно распознать братьев, но Деклан был прочным, а Ронан — хрупким. Улыбка и массивный подбородок Деклана призывали: «Голосуйте за меня», тогда как взъерошенные волосы и тонкие губы Ронана предупреждали о том, что эта порода ядовита.

— Ронан? — воскликнул Деклан. Разговаривая утром по телефону с Адамом, он специально поинтересовался, не наткнутся ли они на Ронана. — Я думал, что ты на теннисе.

— Я там был, — ответил Ронан.

Повисла напряженная пауза, во время которой Деклан соображал, что же можно сказать при Эшли, а Ронан наслаждался эффектом, который это молчание произвело на его брата. Двое старших братьев Линч — всего в Эглайонби их было трое — не ладили между собой все время, сколько Адам был знаком с ними. В отличие от большей части мира Ганси предпочитал Ронана его старшему брату Деклану, что определило расстановку сил. Адам подозревал, что выбор Ганси объяснялся тем, что Ронан при его скверном характере был честен, а для Ганси честность была дороже золота.