Галина Романова - Мемуары рядового инквизитора. Экзамен для недоучки

Огонь полностью затопил светлые, водянистые глаза. Теперь они, наверное, были подобны двум полупрозрачным изумрудам. Говорю «наверное» потому, что в те минуты воспринимал реальность иначе. Мы смотрели друг на друга, и каждый старался изо всех сил заставить противника отвести взгляд.

Не знаю, сколько времени продолжался этот поединок. Не помню ничего, как ни стараюсь напрячь память. А, собственно, ничего не было – только два взгляда, слившиеся в один, и безмолвный приказ, один на двоих: «Отступи! Нет, ты первый!» Человек – и древняя сила этих мест, сила самой земли, которую попирает простой смертный… уже не простой смертный, раз у него хватило сил и смелости приказывать этой силе.

По виску сочится капля пота, пропадает за шиворотом, холодит кожу – это все, что осязаю…

Приглушенное бормотание где-то на пределе слышимости – молитва пополам с матерной бранью пра Михаря – это все, что слышу…

Глубокий, как омут, темно-зеленый провал широко распахнутых глаз, в которых отражается чей-то силуэт – это все, что вижу…

Силуэт колеблется, искажается, меняет облик. Уже не человек, но какое-то чудовище. Иллюзия. Тут все – иллюзия. И Болотный Дед, который каждому путнику является в ином обличье. И странный город, которого как бы нет, но чье отражение реально – на самом деле он есть, и вода это знает, ей нет нужды лгать! И даже это чудовище – его на самом деле нет. Это мне просто внушили. Есть только человек, пришедший в сердце чужого ему мира, чтобы получить ответ на свои вопросы. И силуэт чудовища начинает меняться, плыть, растворяться, являя знакомые с детства черты.

А потом рвется нить. И тихий голос, в котором уже нет былой власти, врывается в уши:

– Ты этого хочешь – это будет.

Сам я оглушен нежданной победой – вообще, скажите мне, я победил или как? – чтобы что-то осознавать. Я просто сижу в седле, стараясь не упасть и слушая звон в ушах. Чья-то рука касается локтя. Шепот пра Михаря:

– Згаш. Згаш, очнитесь!

Я всегда вздрагиваю, когда этот человек называет меня по имени. И он, зараза, это знает и беззастенчиво пользуется. Но зато возвращает меня в реальный мир.

За те несколько секунд, что выпали из памяти, все вокруг переменилось. Нет, перед нами по-прежнему было заболоченное озеро с заросшими травой и ивняком топкими берегами. Но теперь я точно знал, словно сам был тут много веков назад, что там, где теперь над гладью воды торчат крошечные островки болотной растительности – и на одном из которых к лесине прикручен Брашко – что там когда-то был большой остров, где действительно стоял городок. Небольшой, с настоящей крепостной стеной, сложенной из мореного дуба, и даже с собственным святилищем. Там жили люди. Жили, пока не случилось нечто такое, отчего весь город исчез. Просто растворился в озере, в воздухе, в небытие. Почему такое случилось – знают боги, местные боги, и Змей Полоз первый следи них. Может быть, люди вовремя не принесли ему положенных жертв или прогневали богов своим поведением. Может быть, наоборот, они пожертвовали собой ради чего-то неизмеримо более важного, чем их жалкие жизни – как бы то ни было, никого не осталось. Лишь та женщина – она отправилась в лес, собирать травы. Местная знахарка. В городе у нее оставался муж и ребенок. Вернувшись, она не нашла и следа поселения, и, пораженная открывшейся картиной, окаменела от горя. Та женщина знала. И, взгляни я на мир ее глазами, узнал бы ответ. Но не сейчас.

Люди не ушли отсюда насовсем. Вернее, этот город, как ни странно, он до сих пор существует. Его нельзя увидеть обычным зрением, обычному человеку нельзя пройти по его улицам, но в нем теплится жизнь. Он словно надел маску, скрываясь, отводя глаза – и продолжая жить. И лишь вода, которой нет нужды лгать, способна выдать его тайну.

Чуть правее в озеро вдавался полуостров, где, скрытые зарослями, на сваях торчали несколько домиков – так этот город выглядит для любого постороннего глаза. И обитатели этого места сейчас тихо вышли навстречу, позволяя себя рассмотреть. Вернее, вышли не все – лишь те, кого мне позволили увидеть. Остальные продолжали оставаться там, за гранью реальности. Но я чувствовал их присутствие. Я, некромант, ощущал биение их сердец. Однако, сейчас они меня не интересовали. Взгляд прикипел к тем, которые шли навстречу.

Женщина с ребенком на руках. Чужая женщина, прижимающая к себе годовалого мальчика. И двое мужчин рядом – ведьмак с мечом и коротким метательным топориком в руках, и лич – стоявшие рядом. Лича я прежде никогда не видел, а вот ведьмак оказался подозрительно знаком. Мозгу понадобилось несколько секунд, чтобы воскресить в памяти осенний день двухгодичной давности, когда мне пришлось нейтрализовывать труп колдуна Пенчо-Пейна на кладбище Гнезно. Там собралось тогда девять человек – и этот самый ведьмак оказался в числе приглашенных. Краем глаза заметил, как дрогнуло его лицо – он тоже меня вспомнил и бросил заинтересованный взгляд на ребенка. Взгляд сравнивающий, оценивающий, ищущий сходство…

Но на этих двоих я не смотрел – ребенок на руках у этой женщины занимал все мои мысли. Почему-то не было никаких сомнений в том, кого я вижу. Вот он какой, мой сын! У него яркие вишневые губы матери, ее разрез глаз, ее волосы, но черты лица грубее. И от него уже сейчас, несмотря на юный возраст, веет силой. Обычно подобные способности проявляются намного позже – лет в двенадцать у девочек и лет в четырнадцать у мальчиков. Так это, например, было со мной. Но передо мной – сын богини, и не должен подчиняться обычным людским законам. Малышу на вид около года, и память судорожно начинает работу – где, когда, как мы с его матерью были в последний раз, сколько прошло месяцев и так далее. Но вскоре разум отказывается от этой попытки. Дети богов и богинь растут не так, как их обычные, смертные сверстники. Была легенда, когда сын бога семь лет не мог ходить и говорить, а потом сразу не только встал и пошел, но и поразил всех своей мудростью, силой и навыками. Другой сын бога еще в колыбели обнаруживал такую силу, что няньки боялись брать младенца на руки из опасения, что он оторвет им играючи руки. Третий полубог умел говорить с самого рождения, причем уже складно, стихами и обладал таким взглядом, что никто не мог долго смотреть ему в глаза. Четвертый рос не по дням, а по часам и в возрасте семи дней выглядел, как семилетний. Детей от бессмертных богов у смертных людей за всю историю было не так уж много, про всех сложены легенды. Нет ни одного народа на земле, кто не утверждал, что когда-то их боги сходили на землю и зачинали обычным женщинам героев.

Когда-то я сам любил зачитываться такими сказаниями. Но мог ли предположить, что однажды вот так буду стоять и смотреть на своего ребенка, зачатого от богини?