Томас Тимайер - Дыхание дьявола

Все разобрали ленты, застегнули на шее и вставили наушник. Оскар был настроен все так же скептически.

– Где выключатель?

– Его больше нет, – ответил исследователь. – Прибор активируют мускулы гортани. Он включается, когда вы начинаете говорить, и выключаете, если вы молчите. Это экономит батарею и не создает неприятного шума. – Он вытащил из сумки книгу: – Что ж, попробуем, как он работает.

Оскар узнал книгу. Уильям Шекспир «Буря».

Гумбольдт откашлялся и начал:

– «На борту корабля в море; слышен неистовый шум, гром и молнии. Встречаются капитан и боцман.

– Боцман!

– Я здесь, капитан, что прикажете?

– Сообщи матросам, чтобы немедленно принимались за работу, или мы пойдем на дно. Ступай, ступай!»

Гумбольдт сделал паузу и вопросительно посмотрел на присутствующих.

– Ну как? Работает?

Оскар нахмурился.

– Ну и что мы должны услышать?

– Какой язык ты услышал?

– Немецкий, естественно.

Гумбольдт усмехнулся:

– А я читал на английском.

– Не может быть.

– Еще как может, – рассмеялся Гумбольдт. – Хотите, еще почитаю. А вы выньте наушник и посмотрите, что произойдет.

Действительно, переводчик работал. С наушником Оскар слышал текст на немецком, а когда вынимал его, на английском. Точнее, на древнеанглийском. И что самое приятное, перевод был превосходным. Без сбоев.

– Могу я быть уверен, что прибор работает у всех? – спросил Гумбольдт.

Все закивали.

– Прекрасно. Нам понадобятся лингафоны, когда мы прибудем в Сурабаю.

Все молча вернули ленты. Даже Лилиенкрон, похоже, был впечатлен.

– И он работает со всеми языками?

– Со всеми, что были закодированы в накопителе. Когда будут говорить на незнакомом языке, понадобится довольно много времени, чтобы прибор настроился.

– Этот Пфефферкорн, наверное, гений, – пробормотал Оскар. – Хотелось бы мне с ним познакомиться.

– У тебя будет такая возможность, – сказал Гумбольдт. – В свое время. Когда придет пора представить мое новое изобретение. – Он снова уложил ленты в чемоданчик и запер его.

– Каковы наши дальнейшие планы? – спросил Лилиенкрон. – Что вы собираетесь делать, когда мы высадимся?

– Сначала нужно завоевать доверие этого короля. У меня такое чувство, что он является ключевой фигурой во всей этой истории.

– Почему вы пришли к такому выводу? – поинтересовался Лилиенкрон.

Гумбольдт пожал плечами.

– Называйте это интуицией или предчувствием. Я еще раз поговорил с Поортвлитом, и у меня сложилось впечатление, что король обладает информацией, без которой наше расследование обречено на неудачу.

С вершины горы за полетом странного летательного аппарата следила пара глаз. Существо, которое сидело и рассматривало дирижабль, было старым. Очень старым. Оно было здесь еще до того, как появились первые суда, машины и были построены первые фабрики. Оно наблюдало, как менялась местность у подножия. Как исчезали леса, и вместо них возникали поля, улицы, дороги и дома.

Сначала все происходило медленно. То тут, то там появлялись дом или улица. Потом их стало больше. Усадьбы, деревни, поселения росли, как грибы после дождя. Как будто страну поразила болезнь, язва, медленно распространяющаяся во все стороны. Строили это все люди, которые так гордились своим прогрессом и благосостоянием, что даже не думали о том, что это украденное счастье. Что оно основано на горе и бедствиях затонувшего народа. И когда-нибудь, уже не в слишком отдаленном будущем, им придется возвращать долг.

Существо подняло голову. На светлом фоне камней явственно выделялись его рога. С кожи сыпался черный песок. За много веков глаза его покрылись слоем полевого шпата и кварца. Но оно все еще могло рассмотреть странную птицу, приближающуюся к нему. Она становилась все больше и больше. Скоро стало понятно, что это искусственный аппарат. Машина. Новая машина, построенная людьми. Летучий корабль.

Существо погрузилось в размышления. Властитель прав. Неужели мир так изменился, что люди захватили и небо? Неужели за последние годы их власть так выросла?

Он медленно встал и топнул ногой. Раз, два, три. Земля дрогнула, как при слабом землетрясении. Попадали глиняные кувшины, обрушился сарайчик, убежала корова. Обычное землетрясение, к которым люди в долине уже привыкли. Ничего страшного. Как они могли догадаться, что это сигнал? Сигнал тем, кто живет у них под ногами, глубоко под землей.

– Шарлотта, передай, пожалуйста, шило. Никак не могу распутать этот проклятый узел.

Оскар сунул пораненный палец в рот. Юноша висел на канате метрах в трех от палубы, пытаясь распутать канат, и чуть не оторвал себе ноготь.

Племянница исследователя фыркнула. В руках она держала Вилму. Белокурые пряди девушки трепал ветер. Вдруг она расхохоталась. Оскар растерялся. Впервые за много дней ее смех был таким беспечным.

– Что ты делаешь наверху?

– Гумбольдт велел привести в порядок такелаж. Канаты запутались при маневрах. Велика опасность, что образуются узлы, которые могут порвать оболочку аэростата.

– А почему ты висишь вниз головой?

– Так удобнее работать. Я держусь ногами, а руки свободные, видишь? Кроме того, я вижу весь мир вверх ногами. Ты пробовала так? Такое впечатление, что я стою ногами на оболочке аэростата, а небо заросло деревьями и кустами. Ты должна как-нибудь сама попробовать.

– Знаешь, я не боюсь высоты. Вот только как это будет выглядеть, если я повисну вверх тормашками на такелаже?

– Да, то еще будет зрелище, – разочарованно протянул Оскар. – Подай мне все-таки шило…

– Вот, – как будто из ниоткуда появилась Лена и протянула Оскару инструмент.

Она подошла к поручням и поставила ногу на веревочную лестницу.

– Мне совсем не трудно взбираться на марсовую площадку, – заявила она. – Наоборот. Мне кажется, что это самое прекрасное место на всем корабле.

Лена задумчиво посмотрела на канаты и стала размышлять вслух:

– Чтобы развязать узел, нужно сначала распутать канат вот здесь. Иначе ничего не получится.

Она спрыгнула на палубу, ослабила канат, и теперь он свободно свисал. Потом снова молниеносно вскарабкалась к Оскару.

Шарлотта помрачнела. Она развернулась и ушла к корме.

– Шарлотта, подожди! Я… ой, черт, – Оскар по-пытался высвободить ноги, но только запутался.

– Пусть идет, – сказала Лена. – Если не хочет принимать участие в игре, это ее дело. Мне больше нравится, когда ее нет.

В голосе у нее звучала неприкрытая радость. Желудок у Оскара болезненно сжался.

– Это не игра, черт возьми, – обиделся он. – У меня и так дел по горло, а я должен еще и из-за вас нервничать. Я был бы очень благодарен, если бы ты не дразнила Шарлотту.