Томас Тимайер - Стеклянное проклятие

– Разумеется, – ответила Шарлотта.

Госпожа Ритмюллер опустилась на прежнее место. Возможно, ее и удивила прохладная встреча с дочерью, однако она была слишком опытной светской дамой, чтобы долго демонстрировать растерянность.

– Кстати, ты знакома с моим женихом, Бернхардом Игелем? – защебетала она как ни в чем не бывало.

– Нет. Ты же знаешь, я долго путешествовала. Но я рада, что ты наконец-то встретила человека, готового соединиться с тобой навсегда. Очень приятно, господин Игель, – Шарлотта протянула спутнику матери руку.

Оскар никак не мог отделаться от чувства, что с Шарлоттой происходит что-то неладное. Она вела себя так, словно с трудом справлялась со злостью и разочарованием.

– Мне тоже, – Игель поднялся, пожал девушке руку и снова опустился в кресло.

На лбу у него появились морщины. Должно быть, он напряженно пытался понять, не насмехается ли над ним Шарлотта. Но даже если он и почувствовал себя уязвленным, то не подал виду. Похоже, он относился к не слишком разговорчивым мужчинам, да и трудно быть разговорчивым и общительным рядом с такой женщиной.

Отполировав тулью цилиндра, он усердно принялся за свои карманные часы.

– Ты получила письмо, мой ангел? – пропела фрау Ритмюллер. – То, которое я отправила тебе в декабре?

– Конечно, получила, мама! – резко откликнулась девушка.

– Почему же ты ничего не ответила? – темные ресницы женщины укоризненно дрогнули.

– А почему я должна была отвечать? Ты же меня об этом не просила. Если я верно тебя поняла, ты велела мне собирать вещи и отправляться в Бремен, в ваш новый дом. Но я не хочу ехать в Бремен.

– Но ты… – фрау Ритмюллер задумалась, подбирая слова. – Ты моя дочь. И совершенно естественно, что ты должна жить с нами. Я права, господин жандарм?

Полицейский закашлялся.

Ответить он не успел, потому что Шарлотта вдруг спросила:

– А что здесь делает полицейский, мама? Ты же не собираешься увезти меня отсюда силой? Мне уже почти семнадцать.

– Вот именно, почти. И пока тебе не исполнится двадцать один год, тебе придется делать то, что говорю я. Собирайся, мы едем немедленно. Ты и без того провела в этом доме слишком много времени.

Она поднялась, но Шарлотта даже не двинулась с места. Взяв со стола черную папку, она вынула оттуда несколько документов.

Фрау Ритмюллер снова села. Глаза у нее стали злыми.

– Что это у тебя?

– Это, любезная матушка, документы, которые свидетельствуют о том, что мое происхождение является весьма сомнительным.

В тишине, наступившей после этих слов, можно было бы услышать звук упавшей булавки. Оскар видел, как эта самоуверенная и самодовольная женщина внезапно побледнела.

– Что ты такое говоришь?

– В дневнике моей бабушки Катарины я обнаружила одну занятную запись, – продолжала Шарлотта. – Она пишет, что зимой семьдесят второго года ты сильно заболела. Воспалением брюшины, если я правильно ее поняла.

– Дневник бабушки? – в голосе госпожи Ритмюллер зазвучали истерические нотки. – Почему я ничего об этом не знала? – набросилась она на Гумбольдта. – Почему ты никогда не говорил мне, что наша мать вела дневник?

Ученый пожал плечами.

– Я храню старые документы в сундуке наверху. Они меня никогда особо не интересовали. Ты знаешь, что я не такой уж большой охотник копаться в истории нашей семьи.

– Еще бы! – фыркнула женщина.

– Потом я отправилась в больницу Шарите и попросила разрешения ознакомиться с записями, касающимися твоего пребывания там, – продолжала Шарлотта. – Хоть я официально и являюсь твоей дочерью, получить доступ к этой информации оказалось не так-то легко. Но ты же знаешь, что я умею быть очень настойчивой, если захочу чего-то добиться. Когда я поручила это дело моему адвокату, руководство больницы сдалось. Сегодня в полдень я туда наведалась. Документы были готовы. Вот их копии. Исключительно захватывающее чтение. Взгляни сама, – девушка подвинула бумаги матери.

Мария Ритмюллер даже не взглянула на них. Она сидела очень прямо и, не отрываясь, смотрела на дочь. Бернхард Игель и жандарм заинтересовались бумагами куда больше.

– Если не возражаешь, могу кратко изложить присутствующим их содержание. Фактически, оно сводится к одной фразе: вероятность того, что я не твоя дочь, весьма высока.

– Что это значит? Почему ты решила, что ты не дочь Марии? – встревожился Гумбольдт. – Объясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду!

Щеки у Шарлотты полыхали. Оскар достаточно хорошо ее знал, чтобы понять: еще немного – и она взорвется, словно паровой котел высокого давления.

– В медицинском заключении ясно сказано, что госпожа Мария Ритмюллер никогда не сможет иметь детей. Острое воспаление брюшной полости привело к образованию спаек в фаллопиевых трубах. Как мне объяснил врач, лечению такие изменения не поддаются. Следовательно, родить кого бы то ни было естественным путем женщина, которую я считала своей матерью, не могла. Вопрос: откуда же тогда взялась я?

Все глаза устремились к даме в фиолетовом платье. Госпожа Ритмюллер растерялась и все же ей удалось взять себя в руки. Она порылась в сумочке и достала папиросы. Попросила огня и с наслаждением затянулась.

– Мы тебя удочерили, – коротко произнесла она.

В гостиной снова повисла тишина.

– Удочерили? – голос Шарлотты звучал так, словно ее это заявление не устраивало. Вместе с тем у Оскара сложилось впечатление, что именно такого ответа она и ожидала.

– Но почему ты никогда мне об этом не говорила?

– Не сочла нужным.

– Не сочла нужным! – возмущенно повторила Шарлотта. – Я думала, ты начнешь оправдываться или придумаешь еще что-нибудь в том же роде, поэтому и подготовилась к такому повороту событий. И знаешь что? Это ведь тоже ложь! Не существует ни документов об удочерении, ни свидетельства о моем рождении. Все, что мне удалось разыскать, – отчет акушерки. Ребенок родился дома, а не в больнице, если я все правильно поняла… – Шарлотта оперлась о стол и наклонилась к женщине. – Я спрашиваю тебя, Мария: ты можешь предъявить доказательства, что мое удочерение было произведено законным путем?

Госпожа Ритмюллер театральным жестом поднесла платочек к глазам.

– Документы затерялись при переезде. Мы с твоим отцом весь дом перевернули, но так и не нашли их.

– Очень удобно, правда? – рассмеялась Шарлотта. – Но даже если документы пропали, должны же были где-то остаться копии. У семейного врача, в мэрии, у акушерки. Но их нет. Странно, правда? Кстати, об акушерке. Потребовалось немало усилий, чтобы ее разыскать. Очень неприятная дама. У меня сложилось впечатление, что за деньги она готова на все. И теперь я задаю себе вопрос: что же является правдой? Я твоя дочь, или меня усыновили законным путем? А может, есть еще и третий вариант? – на глазах у девушки заблестели слезы.