Кристиан Бэд - Магистериум морум

Инкуб был измучен страхом, давлением стен, чужим воздухом, застревающим в горле. Что сумело придать ему сил?

— Ты в этом уверен?

«Киник» поправил абак на запястье. В другой его руке возникло крохотное рубиновое распятие. Он сам не понял, зачем его взял, но видел, как страх охватывает инкуба уже от одних бликов на древних камнях.

— Я-беру-всегда! — демон оскалился и издал рычание, но сияющее распятие заставило его вжаться в ледяной камень.

Боролся он тщетно: иная реальность не выпускала изменившееся тело. Аро стонал и бился, словно утка, вмёрзшая в полынью.

«Киник» заколебался на миг. Задуманное всё ещё пугало. Он даже себе не сумел признаться, почему смех приятелей так больно ранит его. Мало ли девственников среди младших сыновей членов городского совета? А уж про юных магов-подмастерьев и говорить нечего. И на внутреннем дворе городской крепости в Лимсе смеялись над многими юнцами.

Проблема была не в самом «Кинике», а в его могучем отце. В отце, уважаемом и боготворимом юношей до того дня, пока любопытство не заставило его понаблюдать за любовными забавами старого мага. «Киник» всегда знал, что именно объятия инкубов дают отцу силу и молодость, но не ожидал узреть, как великий маг сам терпит надругательства адских тварей!

Вспомнив о подсмотренных грехах отца, юноша начал мелко дышать, пот выступил над его верхней губой, едва покрытой пушком: «Мужчине не пристало! Его идеал — возвышенная любовь к прекрасной леди! Пусть и на один страшный колдовской год, как это положено магам!»

Киник бросился к пентаграмме, развязывая кожаную верёвочку мягких замшевых штанов.

— Извини, красавчик, но в этот раз брать — моя очередь, — пробормотал он. — Или… — он улыбнулся и посмотрел в зарево глаз Аро. Очень красивых глаз, обрамлённых чернотой ресниц. — Или я распущу абак, и ты будешь глотать бусины по одной!

— Я-беру-всегда! — тело демона дрожало, из глаз текла мерцающая красноватая влага, слишком похожая на человеческую кровь.

Всё это было умелой игрой, но сердце юноши отозвалось, и он прикрыл глаза, чтобы не терять настроя… И снова увидел пред мысленным взором униженную позу отца!

Смех сверстников ударил его в грудь, словно горсть мелких камней. «Киник», не открывая глаз, поднял руку в жесте заклятия подчинения:

— Здесь беру я! Я здесь главный! И ты призван сюда служить мне! Прими же соблазнительную позу, как положено тебе по рождению инкубом!

— Я-инкуб-а-не-суккуб! — зарычал демон, внутренности которого раздирало заклятие.

Аро пытался противиться, но силы были неравны. В руках Киника исходили магическим жаром могучие амулеты, страшная башня давила весом охранных заклятий. Только глаза демона были свободны на искажённом гримасой лице, тело же подчинилось юному магу, выворачиваясь в униженной позе.

«Киник» вошёл в пентаграмму и опустился на колени перед инкубом, безвольно открытым для ласки или насилия.

Юноша опасался, что в первый раз не сумеет совладать с собой, ведь, понуждаемый отцом к наукам, он едва находил время щупать в тесных коридорах служанок. Но запах чужого пота ударил в ноздри, жар залил тело, и он уже дышал также тяжело, как и пленник.

— Ты-будешь-наказан, — еле слышно прошипел демон.

Киник рассмеялся и уверенно положил руки на удивительно нежную кожу смуглых ягодиц Аро, вдохнул его волнующий запах. Он зря боялся — кожа инкуба оказалась горяча, но — и только.

«Киник» погладил гладкую спину Аро. Он не испытывал стыда, лишь любопытство и возбуждение.

Инкуб слишком отличался от человека, чтобы представить на его месте пажа или конюха. Он не справлял естественных надобностей, тело его пахло пряностями и было таким нежным, что хотелось гладить и целовать самые укромные места. Ведь они только напоминали таковые у человека.

И всё-таки, имей «Киник» возможность выбирать, он выбрал бы суккуба. Однако книга прямо указывала на опасность вызова женских сущностей, полагая их более хитрыми и непредсказуемыми. Да и заклинание вряд ли подошло бы, ведь отец составил его сам, а он…

«Киник» ощутил, как заныло его мужское естество. Он был уже полностью готов, уверен в себе.

Чужое тело легко и умело пропустило юношу внутрь. Инкуб был невыносимо горяч, но жар этот оказался прекрасен! А запах… Запах — бежал, как песня, как музыка, волнующая сердце.

Кровь ударила в голову «Кинику». Перед глазами растеклась пелена, мир закружился от неведомой раньше узости и вседозволенности.…

Но юноша был ещё и учеником мага, приученным к сдержанности и аскезе, и он не торопился двигаться.

— Скажи мне, я тебе нравлюсь? — «Киник» улыбнулся, наслаждаясь униженной позой демона. — Ну? Что ты обычно говоришь, когда бываешь с мужчиной?

— Инкуб-может-только-брать! — еле слышно прошептал демон.

«Киник» рассмеялся и снял с запястья абак.

— Это самообман, Аро. Или ты хочешь проверить, как обжигают эти бусины? Говори же мне о любви! Возбуди меня!

Демон молчал.

«Киник» хмыкнул, уложил абак, вытянув бусины по ложбинке гибкого позвоночника инкуба, и конвульсии боли обеспечили ему желанное движение.

Когда наслаждение захватило юношу целиком, он вдруг потерял себя. Стал на миг тысячей птиц, проник разумом на вершины гор и к корням воды. Самые отдалённые уголки людских сознаний открылись ему. Он даже увидел отца, скачущего на коне сквозь дремучий лес…

Но вдруг огромный мир схлопнулся. Схлынул.

И лишь пентаграмма чадила, потухая. И обессиленный демон лежал в ней недвижно.

Юный маг поднялся с колен. «Как жарко…»

Фигура в пентаграмме была распластана на спине, словно ничего и не случилось. Вот только из рун, выдолбленных в каждом из пяти углов, сочился незнакомый голубоватый дым.

«Киник» засмеялся, и стены башни ответили ему эхом. Но эхо не пугало его больше, да и инкуб не казался уже таким чужим и страшным.

Это было правильно. Обряд завершён. Жизненная сила инкуба будет перетекать теперь день за днём в жилы назвавшегося «Киником».

А когда демон истает весь, месть иного мира настигнет куклу из тряпок, ту, что юноша нарёк и посадил на маленький алтарь возле башни.

И взметнётся на миг чёрное пламя. И кукла сгорит, а пламя умрёт, не найдя человека. Отец делал именно так.

«Киник» оделся, поднял амулеты: абак он нашёл слева от пентаграммы, распятие — справа. В миг страсти он уронил их, стал беззащитен. Будь демон посильнее…

В пентерном зале вдруг потемнело, свечи в жирандоли начали трепетать, борясь с невидимым ветром. Юноша испуганно замер, начал шептать охранные заклинания. Метнулась мысль: «Неужели он сделал что-то не так?»

Но ветер сдался, оп а л, и «Киник» вздохнул с облегчением. Поднял глаза: тело Аро корчилось в пентаграмме.