Кристиан Бэд - Магистериум морум

Ясно было одно — проклятый Борн опасен…

— Если я оставлю тебя в живых, то прикажу пытать, это ты знаешь? — грозно спросил Правитель.

Посох его слегка опустился. Видимо, немедленная смерть инкубу уже не грозила.

— Знаю, — кивнул Борн и зашипел от боли, пригибаемый к мозаичному полу яростным взглядом Якубуса.

— Признайся сейчас! Зачем ты явился сюда?

— Я хотел просить тебя о сыне…

Свод дрогнул, и сталактиты, звеня, посыпались на мозаику пола.

Якубус ощутил, как утробная дрожь сотрясла зал, и его члены тоже затряслись мелко и пакостно.

Он скривился, скрывая растерянность, отослал посох.

История становилась всё более странной и неприятной, а махать тяжеленным орудием, если не хочешь прибить, — вообще не с руки. Ревматизм и всё такое.

«Ох, непрост этот Борн, — размышлял Правитель. — Способен лгать мне, глядя в глаза? Невероятное! Потрясающее искусство! И ведь неизвестно, что он от меня утаил. Было ли похищение? Книга молчит… Но что, если было? Что, если Сатана уже знает о нём? И ждёт, что я промедлю, промахнусь? Но что? Что я должен сделать? Объявить о похищении? Растерзать проклятого Борна? Но зачем? Зачем он припёрся?!»

— Даже если ты не врёшь, что я велю проверить с пристрастием, на что же ты надеешься, торгуясь со мной? — прошипел Правитель, боясь, что и голос его предательски задрожит. — Подумаешь, сын пропал! Сидел бы и молчал в своей дыре! Защитники адского закона найдутся и без тебя!

Правитель Якубус так и вгрызся глазами в инкуба, преклонившего перед ним колено. Преклонившего по собственной воле, а не сломленного и не распластанного на золотых и урановых фигурах паркета.

Борн молчал.

Высоко над тронным залом начали зажигать костры под котлами. Якубус чуял, что сегодня там будут кипеть особенно аппетитные души, наполняя верхний Ад флюидами приятных желудку страданий, а за такими разговорами легко получить несварение.

Пристукнуть бы этого Борна сразу, с порога, когда он ещё не успел открыть свой грязный рот! Решать дела сгоряча — вот лучшее качество настоящего правителя!

Однако время праведного гнева было упущено. Придётся терпеть, ждать слухов, чтобы выяснить, что задумал мерзавец. Выяснить и казнить! Медленно. С любовью, толком и расстановкой!

Зачем же он пришёл? Было похищение или не было? А вдруг бедняга лишился разума от одиночества? Самоубиться решил? Вон, как пылают его глаза!

— Отвечай же! — Правитель возвысил голос, и сталактиты под потолком вдруг зазвучали тонко и совсем не переливами созвучных Аду мелодий.

Якубус замер. Такое странное звучание музыки под сферами тронного зала всегда было самым дурным знаком. Так звенела опасность, так подкрадывалось коварство, так таилась под сводами месть!

— Ну? — взревел он с ещё большей нервностью. — На что ты надеялся, когда явился сюда?

Борн низко склонил голову. Но, как ни давили на него стены и взгляд правителя, остался стоять, как стоял. Поза покорная, но выбранная лично. И устойчивая.

— Я хотел спасти сына, — сказал он тихо.

Игольчатый свод зала ответил ему мелодичным звоном. И от этого мерзкого звука все шерстинки поднялись на теле старого козла, в висках заломило, в животе закипело.

— В башню! — заорал он. — В башню его!

Отзвуки сановного рёва ещё дрожали и отражались от стен, а Борна в зале уже не было.

Стражей Правителю Первого круга Ада служат духи, они мгновенны и вездесущи. И, что главное — молчаливы.

Якубус спрыгнул с трона и засеменил, щёлкая копытами, к неработающему камину, дабы лично спуститься по его жерлу к подтронной темнице и запечатать дверь узника личной печатью.

Да, такова была простая тайна второго камина. Он являлся коротким путём в государственную тюрьму.

Правитель был в бешенстве. Спасти сына! Мерзавец Борн мог бы ещё заявить, что явился в тронный зал с просьбой позволить ему обучаться вышиванию крестиком!

Какая изощрённая, отвратительная ложь!

Вот же придумал — спасти! Это дети должны страдать за родителей, а не наоборот.

Дети — мученики на костре родительского долга! Хоть жри их, чтобы они не позорили твоё имя, коль оно у тебя есть! А хотят сатисфакции — пусть заводят собственных детей, и мучают, как им заблагорассудится!

________________________________________

1. А фиг его знает, что у них там были за традиции.

2. Верьте, верьте женщинам, особенно в теме возраста.

Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.

Год 1203 от заключения Договора.

Провинция Ренге, магическая башня на острове Гартин.

3 день.

Мы умираем раз и навсегда.

Страшна не смерть, а смертная страда.

Омар Хайям

Старый шорник и подумать не мог, что вдруг приснится такое: чёрная тварь, дуром ревущая в горящих колдовских нитках!

Он сел в кровати, заохал, растирая одеревеневшие ноги. Хотел было снова прилечь: чего вставать, коли тёмно? Но решился отдёрнуть шторку и глянуть в окно — долго ли до рассвета? Вставать-то ведь для этого и не надо — руку всего протяни.

Глянул и обомлел: за окном сияла тьма.

Нет, старик совсем не был склонен к книжным умствованиям: тьма и в самом деле сияла! Чёрное свечение разливалось от противоположного берега Неясыти, захлёстывая мост.

Шорник жил на колдовском острове третью осень, к некоторым штучкам сумасшедшего мага уже притерпелся, но такого фейерверка Сатана ему ещё не подкидывал.

Он спустил ноги на пол, пощипал больные колени, чиркнул кремнем, зажёг свечу, благо мажордом выделял их старикам в достатке, стукнул по стене и позвал:

— Малица! Спишь ли?

За стеной завозилась и засопела кухарка.

— Чё те, кукун ночной? Опять колени ноют?

Слышно было, как она слезла с кровати, зашлёпала босыми ногами по дощатому полу. Настоящему, тёплому, струганому.

Их холостяцкие коморки располагались в левом крыле господского дома. Маг, дай ему Сатана подольше топтать землю, выделил слугам большую часть своего жилья, даже стариков не обделил.

Шорник магу был ой как нужен: кони у него стояли балованные, породистые, уход за упряжью требовался постоянный, а жить под руку настоящего титулованного мага пойдёт не каждый умелец.

Старый Бацлев был мастером аккуратным, экономным. Долгие годы чинил он для здешних коней старую упряжь и выправлял новую, векуя бобылём с дочкой-последышем в деревеньке Слободье, что в сторону Лимса. И лишь недавно решился переехать доживать на остров: когда любимица-дочка умерла в родах, а молодой муж стал коситься на старика, хоть тот и не объедал совсем, а руками мог себя прокормить.

А куда ещё подашься? От сыновей старших — одни могилки.

Повитуха запоздала из Лимса, своей не нашлось в деревне. А без дочки — кому он нужен? Разве что магу вдруг занадобился. Тёплый угол нашёлся для старика. Да свечи. Да еда с кухни.