Элейн Каннингем - Терновый Оплот

Бронвин с трудом встала и посмотрела через ущелье, на прыгавшего и орущего дуэргара. В конце концов ему хватило наглости обвинить её в отказе от сделки. Тем не менее, у него было на то право. Она получила ожерелье, и обещала взамен топор. Подойдя к месту, где недавно оставила прекрасное оружие, она сунула руку в кучу гальки и извлекла его наружу. Подняв сверкающий топор, она занесла его для броска.

Оружие перелетело через ущелье, прямо к злым дуэргарам. Скривившись, они нырнули за кучу камней. Услышав тяжелый удар металла о камень — несколькими футами ниже — они выскочили и остановились на краю провала. Там, на небольшом выступе, быть может дестью футами ниже тропы, лежал топор.

— Упс, — небрежно сказала Бронвин.

Оставив дуэргаров решать сразу две проблемы — извлечение топора и спасение молодого сообщника — она развернулась и начала крутой подъем на поверхность. У неё почти не было сомнений в том, что дворфы сочтут наиболее важным.

* * * * *

Даг Зорет и забыл, как звучат весной разлившиеся речные воды. Робкая и сладкая, одновременно такая нетерпеливая и робкая, Дессарин пела вдали, и голос её был знаком, словно детская колыбельная. Волна резкой жестокой памяти нахлынула на него, воспоминания были достаточно сильны, чтобы заглушить звуки криков и страшный перестук копыт.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, он прочно обосновался в настоящем.

— Ждите здесь, — коротко бросил он пришедшим с ним мужчинам.

Этого они не ожидали. Они пытались спрятать свое удивление, но Даг все видел. Он мало что упускал, а выказывал еще меньше — именно это в немалой степени поспособствовало тому, что командовал здесь он.

Даг слишком хорошо понимал реакцию мужчин. Он знал, что они видели, глядя на него. Хрупкий человечек, на голову ниже большинства своих охранников, человек, не имевший особого опыта в обращении с коротким украшенным драгоценными камнями клинком, висевшем на бедре. Человек с очень бледной кожей, много лет проведший внутри стен. В общем, такой человек вряд ли мог бы отправиться в дикие предгорья в одиночку. Обычно Даг Зорет не сильно задумывался о подобном. Но здесь, в этом месте, детские воспоминания были сильны — достаточно сильны, чтобы лишить его силы, оставляя маленьким и слабым. Здесь он снова становился ребенком, отчаянно пытавшимся достичь поставленной цели. Теперь же он ощутил старое отчаяние, тень памяти глубокого звонкого голоса отца, говорящего:

— Когда услышишь пение Дессарин, сворачивай с дороги.

Даг Зорет повел поводьями, направляя коня на юг. Он сделал это столь резко, что животное всхрапнуло от боли, но все же последовала его приказу. Как и люди, оставшиеся позади, послушно дожидались его на восточной дороге в Трибор.

Он ехал несколько минут, прежде, чем смог сориентироваться. Старая тропа все еще была здесь, отмеченная не следами ног людей и лошадей, но тощими деревьями, которые некогда росли на открытой местности. Это стоило отметить, подумал Даг Зорет. Как быстро может вырасти дерево, выйдя из-под сени старого леса.

В голове его, нежданная и неприятная, зазвучала песня. Это была походная песня, старый гимн, восхваляющий Тира, бога справедливости. Отец частенько напевал её, чтобы отмерять путь, направляясь в деревню. Он говорил, что песня и дорога были одинаковой длины. Даг Зорет знал, что как только отпоет последний хор, лес уступит место поляне, и перед ним раскинется деревня.

При мысли о том, чтобы действительно дать песне голос, мужчина сжал губы в легкой циничной улыбке. Он сомневался, что его собственный бог, Цирик Безумный, слышал много песен. Но привычка была сильнее осторожности. Ступая по тропе, Даг вспоминал стихи и отмерял ими путь в глубине своего разума. Когда памятная песня закончилась, Даг Зорет действительно оказался на искомой поляне. Молодые деревья, тянувшиеся по краям, добились здесь больших успехов в возрождении леса.

Даг Зорет соскользнул с лошади. Он не привык к верховой езде, а потому поездка познакомила его с целым легионом новых мускулов. Хотя путешествие из дома в Темном Оплоте было долгим и трудным, тело неумолимо отказывалось становиться сильным и мускулистым. Зато с волей у человека все было хорошо, и он отбросил пульсирующую боль, как человек ничтожнее мог бы отмахнуться от мухи. Оставив лошадь пастись, он начал кружить по поляне.

Зрелище было одновременно чуждым и знакомым. Разумеется, все здания исчезли, сожженные дотла в ужасном налете, случившемся больше двадцати лет назад. Здесь да там ему то и дело попадались обугленные леса или разрушенный фундамент, прятавшиеся в путанице цветущей ежевики. Но деревня, где он родился, исчезла безвозвратно. А вместе с ней и наследие, которое Даг Зорет решил восстановить.

Разочарованный, он огляделся, ища все, что угодно, способное стать ориентиром. Годы изменили его больше, чем они изменили лес. Он больше не смотрел на вещи глазами мальчика, которому еще только предстояло пережить седьмую зиму. Тогда его мир состоял из этой крошечной деревни в предгорьях к югу от Холма Джундара. Теперь его мир стал шире и значительно отличался от того, что он мог вообразить себе в годы, проведенные в этом уединенном местечке — он отличался от всего, кроме, разумеется, набега, которым закончилось детство Дага.

Снова глубоко вздохнув, Даг Зорет потер виски обеими руками, вырывая воспоминания. Внезапно, перед глазами встало четкое изображение: красный лист обрамленный зубцами, дрейфовал вниз, исчезая на фоне превосходящей красноты — разорванной груди его брата.

Он развернулся на каблуках, словно пытаясь сбежать от этого ужаса. Запрокинув голову, мужчина уставился на верхушки деревьев. Над местом, где погиб брат, стоял дуб. Возможно, ему следовало прийти осенью, когда листья окрасятся яркими красками. Он слегка улыбнулся этой глупой мысли и отбросил её в сторону, как только она появилась. Он имел право требовать то, что принадлежало ему по праву и мог пользоваться этим. Зачем же ждать?

Но годы изменили и просеяли его воспоминания сквозь мелкое сито, словно лес, смыкающийся кольцом вокруг дома его детства. Для смертного не было ни единого способа получить то, что было утеряно. К счастью, богов проблемы времени и смертности обременяли меньше, и они охотно делились своими откровениями, по одному за раз, со своими земными последователями.

И хотя Даг Зорет боялся поставленной перед ним задачи, руки молодого жреца не дрогнули, когда он вытащил из-под своей фиолетово-черной рясы медальон с изображением священного знака Цирика. Даг Зорет всегда носил цвета своего бога, хотя хорошенько подумал, прежде чем отправляться в путешествие, щеголяя жреческим облачением и символами Цирика. Основываясь на собственном опыте и амбициях, Даг Зорет считал, что люди, не испытывавшие страха или ненависти к жречеству Цирика просто не прожили достаточно долго, чтобы понять его.