Анна Бэй - Вопреки. Том 5 [СИ]

Алиса замолкала и долго смотрела в точку, а потом говорила что-то на другом языке.

— Что? Это твой родной язык? Язык магии?

— Очевидно, что так.

В очередной раз Эван завёл какой-то разговор, на что получал лишь односложные ответы, ничего конкретного не говорящие.

— Так те, от кого ты прячешься, они так опасны, что могут справиться с таким редким магом как ты?

— Скорее всего…

— То есть ты не знаешь наверняка?

— Нет.

— А ты вообще уверенна, что они для тебя опасны?

Она обернулась на Эвана до этого увлечённо смотря в окно, и обратила очень тяжёлый взгляд:

— Проверять я не хочу — это необдуманный риск.

Она говорила уже намного уверенней и делала паузы реже. Слова складывались в большие предложения, но говорила она крайне редко. Вообще была хмурая и никогда не улыбалась, единственное, что её радовало — это кот, и ещё одна маленькая деталь…

… Эван вёз её и кота на инвалидном кресле по коридору, тем самым доказывая врачам и санитарам, что он не в себе (для них в кресле катался лишь кот), но зато большинство душевнобольных оглядывались на кресло и приветствовали девушку:

— Здравствуйте, дитя! — улыбались ей сумасшедшие, играя в домино, — Прекрасный день!

— Они видят тебя, — шептал Эван креслу, в котором на самом деле сидела сосредоточенная задумчивая Алиса, — Разве ты не рада?

— Эван, меня видят психи и псевдо-экзорцисты. Чему радоваться?

— Всегда есть чему радоваться…

— Тогда я рада тому, что тебе разрешили оставить Милки, — она положила руку на спину кота.

Эван нахмурился и прибавил ходу, разгоняя кресло по коридору в сторону, но Алиса была невозмутима, как всегда. Остановившись в самом укромном уголке, куда никто обычно не заходил, мужчина подошёл к Алисе и без вопросов взял её за подмышки, ставя на ноги.

— Ну и что ты делаешь? — поинтересовалась она раздражённо.

— Борюсь…

— «Борешься»? — повторила Алиса, глядя в его глаза пытливо, — Эван Ричард Фэстер, родился 10 декабря 1984 года. В 4 года отдан в детскую хоккейную команду, подавая большие надежды, ведь виртуозно справлялся с шайбой, хотя к командным играм склонен не был. Почему? Боялся жёсткой игры, поэтому в 12 лет бросил спорт, уйдя с головой в учёбу, где проявлял себя в точных науках и ораторском искусстве. Да-да, в 14 ты играл в покер как бог, пользуясь тонким расчётом и наблюдательностью, что выглядело как дар свыше. К 17-тилетию увлёкся психологией, даже поступил в колледж на одноимённый факультет, где тоже блистал. Влюбился, начал встречаться, но не боролся за свою девушку, которая, к слову, наверняка тебя любила, учитывая, что терпела твои заморочки 4 года. Все думали, что ты будешь светилом кафедры психологии, но и это занятие ты бросил, вернувшись в большой покер, где проиграл всё, что имел, а имел, к слову, не мало. Примечательно, что за всю жизнь не брал на себя ответственности, инициативы. У тебя было миллион возможностей, ты мог стать великим, а выбрал… мошенничество. Обманываешь глупых, доверчивых и часто бедных людей, которые ведутся на твои цирковые представления. Знаешь, Эван, — она положила руки на плечи мужчины, который отводил глаза во время её рассказа, — Слово «бороться» для тебя явно новое. Ты уверен, что хочешь ввязываться в такие сложные для тебя функции?

— Я попробую.

— Ты изменился.

— Я… — он замялся, — С твоим появлением, я вижу всё совсем иначе.

Это было для Эвана важным признанием, не романтическим, но сокровенным, однако Алиса фыркнула и посмотрела в сторону, будто её это раздражало.

— Опять двадцать пять! У тебя, дорогой мой, передозировка Квинтэссенцией. Скоро ты и правда можешь сойти с ума, и не думай, что я шучу. Так действует моя магия. — она повернулась к нему снова, — В чём твой план? Просто поставить меня на ноги? Воспроизвести развитие младенца? Ползать и переворачиваться я уже умею — надо бы хоть тортик по такому поводу слопать.

— Нет, никаких стандартных схем! — улыбнулся он радостно, — Я видел тебя в деле: тебе чужды размеренные потуги, да?

— Да. — впервые за всё пребывание в лечебнице, Алиса улыбнулась, и Эван стал вдруг увереннее.

— Ну раз ты не можешь ходить, давай танцевать? — он спокойно взял её чуть выше талии, держа небольшую дистанцию, и смотрел лишь на её безжизненные ноги, а она на него.

Музыка была классическая и не быстрая, что способствовало спокойному течению их странного занятия, которое ещё более странно смотрелось со стороны. Через несколько минут у Эвана устали руки, и он хотел было посадить девушку в кресло, но она остановила его:

— Нет, продолжаем.

— Сил нет…

— У меня есть, — она положила ладони на его трясущиеся от напряжения руки и пропустила лёгкий ток, который помог держать её, — Лучше?

— Чувствую себя марионеткой.

— Так и есть, — снова хитрая улыбка, — Эван, ты покраснел.

А он и вправду налился румянцем от близости и воздействия обаяния Алисы. Она всегда смотрела на него странно: будто зная его очень хорошо, видя насквозь, но всё же надеясь на что-то для себя неожиданное. Это не было высокомерием, в том взгляде была усталость и некая обречённость, но всё же всегда присутствовала какая-то очень призрачная, еле заметная, но искорка.

— Ты говорила, что родилась здесь и раньше тебя видели люди.

— Да, так и было. Я вполне обычно жила в этом мире.

— Как? Ты ведь жутко необычная.

— Ты про глаза? — она хитро посмотрела, — Они не всегда были такими.

— Да? А раньше какими были?

Она не спешила отвечать и лишь опустив взгляд на свои бездвижные ноги, смущённо ответила:

— Серыми.

— О! — улыбнулся её собеседник, обладая тоже серым цветом глаз, — Здорово! Тебе бы пошёл серый… а когда они стали чёрными?

— В июне, — спокойно сказала Алиса, — Временно. Навсегда лишь в сентябре.

— То есть почти год уже…

— Нет, — поправила она и очень серьёзно посмотрела она прямо ему в глаза тем самым способом, от которого по спине Эвана пробегал мороз, они станут такими только через 2 месяца.

— То есть… — Эван остановил кружение вокруг своей оси под музыку и непонимающе спросил, — Ты из будущего?

А она очень медленно кивнула, снова отводя взгляд. Эван прекрасно знал, что на эту тему она говорить сейчас не будет, поэтому заговорил о другом:

— Тебя надо постричь… — сказал он, — У тебя волосы неровно как-то отрезаны. Плохой парикмахер!

Алиса почему-то рассмеялась очень громко и запрокинула голову, но в смехе было больше грусти и накопленного напряжения, чем радости и веселья:

— Из Элайджи отвратительный парикмахер, ты прав!

— Это твой муж?

— Это мой деверь.

— Не ладите?

— Не ладим.

Она снова отвечала сжато, умалчивая саму суть, но было понятно, что за её словами лежит большая невесёлая история.