Вероника Иванова - Разрушитель: И маятник качнулся… На полпути к себе. Вернуться и вернуть

Ростом в холке с полторы лошади. Тело длинное, изящное, судя по характерной гибкости, позвоночник вовсе не такой, как, например, у зверя, — больше на змею похоже… Хвост чрезмерно длинный (и как она сама в нём не путается?), по всей длине расположены твёрдые наросты, напоминающие коготки и проходящие тремя параллельными рядами. В целом сия конструкция наводит на мысль: то ли ящерица своим хвостом за что-то держится (вряд ли, конечно, по деревьям лазает, хотя… чем фрэлл не шутит?), то ли наоборот — кого-то хватает и держит… Бр-р-р-р-р! Пожалуй, из такого «захвата» не сразу выберешься. Если выберешься… Лапы… Кажется, четыре. Собственно говоря, я на лапы и не смотрел, потому как то, что находилось выше, было гораздо интереснее… Толщина шеи соразмерна с толщиной тела. Морда слегка вытянута, пасть большая, оснащённая в передней части внушительными клыками, по два сверху и снизу — глубже не заглядывал. Глаза широко расставлены, находятся на боковых частях морды, но смотрят не только вбок, а и вперёд. Всё тело покрыто серо-зелёной чешуёй заострённой формы, которая может изменять свой наклон и благодаря этому позволяет ящерице «пропадать из виду»… Кстати, похоже, глаза таким же образом могут менять «угол зрения». А что, очень даже удобно! Я тоже иногда ловлю себя на мысли: «Неплохо бы посмотреть назад»…

Эти «свидетельства из первых рук» я обменял на подробную инструкцию и рецепты составов, которые надлежало наносить на кожу и капать в глаза, дабы сохранить облик лэрра в правдоподобной целостности. Пока продолжалась увлекательная беседа с доктором, сборы успешно завершились и немногочисленные, надо сказать, пожитки были размещены в карете, на козлах которой обнаружился тот самый возница, что доставил нас в Вайарду. В ответ на мой изумлённый взгляд Кэл объяснил, что этому человеку всё равно нужно возвращаться в окрестности Виллерима, так что всё складывается наилучшим образом: он будет управлять средством передвижения, а мы можем ни о чём не волноваться. Но слова эльфа меня лично не успокоили: я бы гораздо охотнее переживал по поводу того, кто правит экипажем, чем задумывался над целью путешествия и возможными препятствиями, которые наверняка не преминут возникнуть на нашем пути.

Мин ожидала меня в зале гостиницы, у самых дверей.

— И всё-таки уходишь. — Серые глаза смотрели укоризненно и печально.

— Ненадолго, милая…

— Откуда тебе знать? — Она вздохнула так горько, что моё сердце кольнула неожиданно сильная боль.

— Конечно, откуда? Но я обязательно вернусь. Я не имею права умереть в ближайшее время, так что не волнуйся! — Пробую казаться бодрым и уверенным в себе. Получается, правда, не слишком убедительно.

— Я буду ждать, — отвечает Мин, и по тону голоса ясно: будет. Сколько понадобится. Хоть всю оставшуюся жизнь.

— Не скучай, милая! Кайа нуждается в твоей заботе, да и Кэл — пока не вернутся домой… Обещаешь?

— Обещаю.

— Ну только плакать не смей!

— Не буду. Я не умею плакать…

— Совсем-совсем?

— Совсем-совсем, — равнодушно подтверждает она.

— Почему?

— Недостойна, наверное…

— Милая, — кладу ладони на её талию, — это совершенно не важно. Не умеешь плакать, и не надо! Тебе можно только позавидовать… Вот я, например…

— Ты очень хорошо умеешь говорить глупости — так, что в них хочется верить. — Тонкие губы наконец-то трогает улыбка.

— Видишь, и я на что-то сгодился!

Мы умолкаем, глядя в глаза друг другу. Сколько проходит времени? Минута? Больше? Не знаю, но Кэл недовольно окрикивает меня:

— Эй, нельзя ли поторопиться? А то вцепился в девушку, как мальчишка — в рукоять меча!

Рукоять… Меча?

Мир вздрогнул. Ещё раз. Затрясся, словно в припадке. Пласты Реальности налетели друг на друга, с грохотом сшиблись и отскочили назад, оставляя после себя медленно тающие осколки…

Рукоять меча. Теперь я знаю, кто ты, моя милая!

Кайрис [73]. Строгая, длинная, смертоносно изящная. Только такая, и никакая более! Серые глаза горят сталью клинка, и каждая из жемчужно-пепельных прядей волос — острее самого отточенного в мире лезвия…

Я не могу себя контролировать, а Мантия… Наверное, потешается над нами, потому что Вуаль вдруг рвётся на тысячи клочков, и я остаюсь без защиты. Без защиты для Мин…

Она чувствует. Чувствует и властно приникает к моим губам. На очень долгую минуту. А я не силах разорвать поцелуй, потому что… Да, через него утекают годы жизни, но мне почему-то кажется, что Мин с радостью жертвует ими, потому что взамен получает неизмеримо больше. Взамен она получает часть самой себя…

— Побереги силы, g’haya… — говорю я, когда воительница всё же отпускает меня на волю.

— Зачем? Я ни о чём не жалею. — Она улыбается светло и тепло.

— Зато я жалею!

— Не надо… Ты даришь мне жизнь.

— Отнимая время?

— Иногда это вполне равноценная замена… — Мин усмехается и щёлкает меня по носу: — У тебя на боку достойные «девочки», но помни: я ревнива!

— Да? Тогда не буду давать повод для ревности…

— Тебе пора. — Она отходит в сторону.

— Иду. — Киваю, но вовремя вспоминаю о важном вопросе: — Как тебя зовут, милая?

— Нэмин’на-ари, — нараспев произносит она.

«Нэмин’на-ари». «Последняя Песнь Души». Как красиво и как… подходяще.

— Я вернусь к тебе, милая.

— Вернёшься, — соглашается она. — Но вот ты ли?

— Приложу все усилия, — говорю совершенно серьёзно, но Мин качает головой:

— Пути Судьбы так запутаны… Ты можешь свернуть не на ту дорогу.

— Не сверну. Потому что ты будешь меня ждать.

— Прощай…

— До встречи.

…Она не вышла меня проводить, да и не нуждался я в таких проводах.

Всё, что требуется, это доставить молодого эльфа без приключений в столицу, а потом мы будем предоставлены сами себе, и вот тогда… Тогда мы продолжим разговор, милая.

Чем раньше начнёшь, тем быстрее закончишь, верно? Осталось только придумать, как ускорить ход событий, не особенно вмешиваясь в то, что вмешательству не подлежит…

Я поплотнее закутался в маади и надвинул капюшон на глаза, готовясь уснуть под мерное покачивание кареты.

Нет ничего хуже дремоты, этого странного танца сознания на зыбкой грани между бездной сна и трясиной бодрствования. Глаза закрыты, мышцы расслаблены, но не получаешь той малости, которую дарует действо, обычно совершаемое в ночные часы, когда все дела переделаны либо отложены на завтра и несколько часов до рассвета принадлежат тебе, и только тебе… Нет покоя, который тело обретает лишь в отсутствие сознания. Я думал, что благополучно просплю ближайшие мили до первого «приютного дома», [74]но благонамеренный план, как и водится, не смог претвориться в жизнь. Сон не шёл, несмотря на все посулы и увещевания. Впрочем, неудивительно: слишком много событий произошло за день, постепенно клонившийся к вечеру. Слишком много…