Вероника Иванова - Разрушитель: И маятник качнулся… На полпути к себе. Вернуться и вернуть

— А я не слышал… — принимаю игру. — И всё же… Если жена и муж одинаково умны, это может стать проблемой — уж вам ли с вашим жизненным опытом этого не знать! Пара равновесна, если супруги дополняют друг друга, а не соревнуются… Так что, если Шэрол действительно находит Роллену достойной себя, почему бы и нет? Дети должны получиться очень недурные. Особенно если возьмут от отца ум и благородство, а от матери небесную красоту!

— Ах, лэрр, смотрю я на вас и удивляюсь: как в глуши мог появиться столь блестящий ум? Да ещё в столь юном возрасте.

— Не такая уж у нас глушь, дорогой граф! Да и возраст у меня совсем уже не юный… Право, вы меня смущаете!

— Правда не должна вызывать смущение, лэрр, и вы это понимаете лучше многих других… Однако я вас совсем заговорил! Вы пришли с определённым делом?

— Честно говоря, я хотел заслужить ваше расположение, — открываю карты. — И с этой целью…

Откидываю с корзинки салфетку. Граф внимательно изучает содержимое плетёной чаши и заметно оживляется:

— С этого и надо было начинать, дорогой лэрр! Не пройти ли нам…

Спустя четверть часа мы уже сидим в рабочем кабинете Хранителя Королевской библиотеки — комнате, заставленной книжными шкафами. Каким чудом здесь уместились письменный стол и два кресла, я так и не смог понять. Зато в уютном полумраке зашторенного окна так приятно потягивать из пузатого бокала, согретого пальцами, терпкое, приторное, с чуть горьковатым ореховым привкусом вино. Вино, которое в Южном Шеме подают лишь самому дорогому гостю. Самому себе то есть. Его пьют в одиночку, закрывшись от мира, в тепле тлеющих углей очага воспоминаний о прошедшем и несбывшемся… Всё это я и сказал графу, когда разливал тёмно-золотую влагу по бокалам. Галеари согласно кивнул, сделал крохотный глоток и прислушался к ощущениям. А потом странно посмотрел на меня:

— Если не ошибаюсь, лэрр… Это может быть только «Кровь времени». Я прав?

— Целиком и полностью!

— Но… Где… Как вам удалось разыскать этот чудесный напиток? Насколько знаю, он стоит невероятных денег…

— Не скажу, что бутылка обошлась мне дёшево, дорогой граф, однако… Не всё в мире измеряется деньгами. Есть вещи гораздо более дорогие. Вы со мной согласны?

— Более чем! Вы позволите? — Он взял с блюда кусочек истинно южной сладости: орехи, вывалянные в меду и куче пряностей. Очень подходящая закуска к тому, что мы имели удовольствие пить.

— Надеюсь, сей скромный подарок искупил мою вину, граф?

— Вину? Не совсем понимаю… — Он немного растерялся.

— Я имею в виду ваше волнение по поводу отсутствия сына вчерашним вечером.

— Ах вы об этом… Признаться, я и в самом деле немного испугался. Видите ли, Шэрол — умный мальчик, но вряд ли это помогло бы ему при встрече с грабителями.

— Собственно говоря, именно поэтому я и взял на себя смелость проводить его домой.

— И за это я весьма вам благодарен, лэрр! Что бы ни думал Шэрол, я не хочу его потерять…

— Дорогой граф, — я решил слегка изменить течение беседы, — вы, должно быть, очень занятой человек, а я нагло отнимаю у вас драгоценные минуты… Вы же и до моего прихода были чем-то заняты, не так ли?

— О, не волнуйтесь! Всего лишь моё личное увлечение, если можно так выразиться… Я обожаю возиться с редкими записями, особенно принадлежащими перу известных людей… В частности, сейчас я просматривал дневник одного весьма уважаемого человека… Ныне покойного, к сожалению.

Я изобразил на лице крайнюю заинтересованность, и граф продолжил:

— Вы, наверное, и не слышали, но лет двадцать назад его имя произносили с придыханием… Лара. Известно вам такое имя?

— Вы не поверите, граф… Я кое-что слышал о сём человеке. Он был магом, если не ошибаюсь? — Нет, дыхание у меня не перехватило, отнюдь. Грудь свело совсем иной болью. D’hess Лара…

— Да, он был магом, но скорее теоретиком, нежели практиком… Очень сведущим в своём деле теоретиком. Ему даже предлагали место Королевского мага, но он отказался, предпочитая учить, а не почивать на лаврах. Правда, Лара принимал участие в жизни двора… Изредка. Кстати, теперешний придворный чародей — его старший ученик. И когда учитель бесследно пропал — это произошло лет пятнадцать тому, — подозрения пали прежде всего на Гериса… Хорошо, что молодому человеку удалось доказать свою непричастность к исчезновению… Ему и так было несладко: не прошло и нескольких лет, как на его плечи пала тяжесть забот о королевской семье… Но что-то я отвлёкся! Так вот, мне в руки попал этот замечательный дневник — последние заметки Лара, которые он делал буквально перед своей гибелью. Наверняка там есть нечто способное пролить свет на причины его исчезновения, вот только…

— Что?

— Никто не в силах прочитать, что же именно там написано.

— Неужели? Быть такого не может!

— К сожалению… может. И есть. Лара делал записи на каком-то странном языке, возможно с применением магии, потому что даже его ученик не смог разобраться в написанном. Всё, что ему удалось, — прочитать пару фраз в начале.

— Занятно… Разрешите взглянуть?

— Пожалуйста!

Придвигаю к себе книжицу в простом деревянном, обтянутом тканью переплёте. Нет, магии в ней нет. По крайней мере, такой, которую я могу разрушить. А могу я… Впрочем, не будем уходить в сторону от темы.

Открываю дневник примерно посередине. Бр-р-р-р-р-р! Ну и почерк… Неудивительно, что никто не сумел ЭТО прочитать. Вообще-то не вижу сложностей: Старший Язык, просто буквы кривоваты и стремительны… Словно старик боялся не успеть записать нечто важное. Наверное, боялся — в таких-то почтенных летах!

А, понял, в чём загвоздка! Дело в том, что Старший Язык, как язык-предтеча всех ныне применяемых вербальных магических техник, видоизменяет начертание букв в соответствии с характером и склонностями того, кто им пользуется. То есть почерк в данном случае меняет даже не вид написанного, а укореняется в сути изложенных слов… Сложно для понимания? Увы. Но есть правила, которые установлены изначально и не могут быть изменены. К счастью.

— Знаете что, дорогой граф… Я, пожалуй, мог бы попробовать привести эти записи в более читаемый вид.

— Вы… шутите?

— Нисколько! Мне… немного знаком этот способ написания.

— И вы сможете…

— Не всё, но какие-то части несомненно.

— Если вам удастся… — Граф смотрел на меня как на жреца, уже явившего одно чудо и замахнувшегося на второе, более грандиозное. — Я буду вечно признателен…

— Ну вечно не нужно! Но если королевская казна располагает статьёй расходов, из которой можно было бы оплатить мою попытку — разумеется, только в случае успеха! — я бы не отказался.

— О чём речь! Если понадобится, из моих личных средств…