Вероника Иванова - Разрушитель: И маятник качнулся… На полпути к себе. Вернуться и вернуть

Лиловое серебро глаз мрачнеет:

— Это… связано с тем, что В ТЕБЕ?

Отвожу взгляд, но не из-за нежелания отвечать. Просто… Не нужно эльфу знать, насколько ситуация усугубилась. Не сейчас. Лучше всего никогда.

Впрочем, молчание — тоже ответ, зачастую более полный и красноречивый, чем щедрая россыпь слов, и Мэй, похоже, это понимает даже яснее, чем ваш покорный слуга. Понимает и кивает:

— Хорошо. Я подожду. Сколько потребуется. Но ты обещаешь вернуться?

— Хотел бы обещать, но…

— Желание — самое главное в таких делах! — горячо заявляет эльф.

— Неужели?

На самом деле я не сомневаюсь. Лишь пользуюсь случаем увести ручей беседы в другое русло.

— Конечно! Если очень сильно желать, то желание сбудется!

— Проверял?

— Что? — Хлопок серебристых ресниц.

— Справедливость только что озвученного заблуждения всех времён и народов?

— Ты снова надо мной смеёшься! — Мэй делает свой наилюбимейший вывод.

— Даже не улыбаюсь. Хорошо. Если настаиваешь… Вернусь. Однако не все желания исполняются: когда встречаются два из них, противоречащие друг другу, они взаимоуничтожаются.

— А если одно сильнее другого?

— Сильнее?

— Ну или опытнее! Как в lii-lou: перед началом партии каждый из игроков получает одинаковое количество фигур, да? Но ведь не всегда игра заканчивается ничьей: чаще кто-то выигрывает, а кто-то терпит поражение!

Здравое возражение. Очень. Завидую находчивости эльфа. Завидую, но недолго, потому что в партии, которую выпало играть мне, наборы фигур были неравны с самого начала. Вот только незачем мальчику это понимать.

— Ты прав. — Два коротких слова возымели странный эффект: Мэй напыжился от гордости, усугубив моё недовольство происходящим. Если невинная похвала, мимолётное признание достоинств так много для него значат… Ай-вэй, нехорошо. Опасно. Впрочем, всё ещё поддаётся исправлению: — На том и остановимся. Значит, ты сегодня уезжаешь?

— Ухожу, — поправляет эльф.

— То есть?

— Для меня откроют Портал.

— Ах в этом смысле… — А я уж начал пугаться. — А кто?

— Дядя. Мне нужно лишь позаботиться о «маяке». [110]

— Дядя, говоришь? Кстати о дяде и всем прочем: ты так и не рассказал мне, что за артефакт нуждается в усыновлении.

— Скорее, удочерении, — довольно улыбается Мэй.

— Удочерении? Хочешь сказать, что вещица — женского рода?

— И даже дважды женского!

— В каком это смысле?

— Очень просто. — Эльф охотно пускается в разъяснения. — Артефакт — одушевлённый [111]и… очень капризный. Женская душа в женском теле — что может быть беспокойнее?

— Полное отсутствие того или другого, — бормочу слишком тихо, чтобы можно было разобрать слова. Даже с такими длинными ушами, как у lohassy. — И откуда сия штучка взялась? Насколько я знаю, чаще практикуется совмещение предмета с подобием разума, да и то лишь при очень большой необходимости. Как же получилось, что вы храните столь странный и опасный артефакт? Не сам же Совет Кланов покусился на смешение несмешиваемого? Или…

— Нет, как ты мог подумать! Этот артефакт создали драконы.

— М-м-м-м-м? — Что-то мне не нравится поворот дороги. Но почему?

— Правда, материальная основа, кажется, была сделана кем-то из горных мастеров, — вспоминает Мэй. — Но это неважно. Драконы вложили в неё Душу.

— И?

Спрашивать, каким образом всё происходило, по меньшей мере глупо: эльф попросту незнаком с механикой процесса. Зато я некогда читал о чём-то похожем… Фрэлл! От нехорошего предчувствия начинает чесаться щека. Левая, что опять же странно, ведь клеймо было на правой… Почему меня начинает знобить? Потому что я помню. Должен помнить! Вот сейчас дотянусь… Но в самый последний момент разгадка тайны злорадно ухмыляется и захлопывает дверь прямо перед моим носом. Я так не играю!

— И поручили нам хранить её покой! — торжественно заканчивает Мэй.

— Это-то как раз понятно. Но в чём состояла причина обращения к такому опасному сочетанию? Магический предмет, наделённый собственной душой, — непозволительный риск!

— Ты-то откуда знаешь? — Заинтересованный прищур.

— Читал много в детстве! — огрызаюсь. — Так почему всё-таки?

— О, история очень красивая. И очень печальная. — В мелодичном голосе отчётливо проступают завистливые нотки. Значит, речь пойдёт о любви и смерти. Романтик длинноухий… — Это случилось на излёте Долгой Войны, исход которой решили двое. Он и Она. Женщина получила смертельную рану, прикрывая спину своего спутника, но, умирая, не просила даже о последнем поцелуе. Поцелуе, который стал бы и первым, ибо Она любила, но Он не принял любви…

— Почему не принял?

— Не знаю, — вздохнул эльф. — Легенда не говорит об этом. Зато Он не позволил подруге умереть окончательно: поймал отлетающую душу и принёс к драконам. А те, в память о доблести отважной воительницы, подарили ей новое тело — вечное и наделённое могуществом.

— И какое же тело? — Уже знаю ответ на собственный вопрос. Знаю. Но не хочу верить.

— Гибкий стан смертоносной кайрис. И нарекли Её…

— Последняя песнь Души. Нэмин’на-ари, — выдохнул я.

— Да. Так ты всё знал с самого начала? Зачем же выспрашивал? — удивился эльф.

— Я знал, но… никак не мог вспомнить.

Голос Мэя звучит глухо, словно из-за какой-то преграды, но я не сразу соображаю, что причиной резкого ухудшения слуха стала вскипевшая в голове кровь.

Мин… Так вот в чём дело! Вот почему мне казалось таким знакомым волшебство твоего тела. Всё ясно. Очередной эксперимент Созидающих. Полагаю, удачный. И твои заслуги в самом деле были огромны, если ты удостоилась вечной жизни. Или же… Кто-то замолвил за тебя слово? Настоял на бесценном Даре? Это больше похоже на правду: Созидающие не стали бы столь грубо нарушать одно из правил Сохранения Равновесия. Не стали бы творить наделённый волей и чувствами предмет. Но как? Кто их заставил? И что отдал за своё желание хоть чем-то отплатить женщине за неразделённую любовь? И за любовь ли?

Струйка ледяного пота стекла по лбу, играючи преодолела заслон брови и обожгла глаз. Я моргнул, но это не помогло: сквозь стены, пол и потолок просачивались тени. Они множились, наслаивались друг на друга, обретали цвет и звук, и…

…Огромный мрачный зал. Мрачный то ли от копоти, покрывающей всё обозримое пространство, то ли от суровости взглядов, которыми трое смотрят на одного. Трое, закованные в чешую лат (а может быть, просто чешую). Сильные. Переполненные Силой. А тот, кто стоит напротив них (или против них?), как будто недавно покинул поле боя: одежда заляпана грязью и кровью, в нескольких местах порвана (или прорезана?), а от левого уголка недовольно сжатых губ на щёку карабкается совсем свежий шрам.

— То, о чём ты просишь, невыполнимо! — ровно и непреклонно изрекает один из величественной троицы. Кажется, это женщина: хоть надменно-скорбные лица похожи друг на друга, но такой звонкий голос не может принадлежать мужчине.