Вероника Иванова - Разрушитель: И маятник качнулся… На полпути к себе. Вернуться и вернуть

«Купец ты мой недоученный… Если уж „имущество“ действительно распродаётся за ненадобностью, никому нельзя запретить поучаствовать в торгах… Особенно если покупатель готов заплатить высокую цену…»

Цену! О чём он вообще думал, когда отправлялся за мной? Неужели не знал, чем обернётся попытка приблизиться?

«Знал, конечно… Но уж больно заманчивым ему казался „товар“…» Если бы я не воспринимал все эмоции Мантии как свои собственные, ни за что не поверил бы, что она может улыбаться так тепло.

Почему? Кто он, скажи?

«Это знание ничего не изменит… Ни для тебя, ни для него… А посему лучше оставить как есть…»

Я должен знать!

«Чтобы набить морду?.. М-м-м-м-м… Если уж рукоприкладство так тебе необходимо, самое время открыть глаза…»

Самое время? И почему же?

«А ты попробуй…» Интригующие интонации становятся сильнее.

И попробую!

Саван разлетелся клочьями, но мне не было нужды думать о его остатках: подружка всё приберёт. До следующего раза, который будет наверняка. Раз уж я всё ещё жив…

Хлоп!

Звонкий удар по левой щеке заставил голову дёрнуться так, что щека правая чуть ли не вдавилась в подушку. И шмат волшбы, принесённый тяжёлой рукой моей сестры, не смягчил боль пощёчины. Непонимающе поворачиваю голову, чтобы… Быть одарённым ещё одним ударом, на этот раз слева направо, тыльной стороной ладони. Когда звон в голове слегка утих, я выплеснул праведное негодование в вопрос:

— За что?

— Первая — за то, что испортил чужое имущество. Вторая — за то, что заставил всех волноваться, — выпрямляясь, сухо пояснила Магрит.

— Будет и третья? Для ровного счёта?

— Будет. Если найдётся подходящая причина.

— Неужели таковых больше нет?

— Есть одна. — Неохотное признание. — Твоя тупость. Но за это не наказывают.

— Почему?

— Быть дураком — само по себе наказание, и очень суровое.

— Что-то я не понимаю… Хорошая вещь? Это не… — Перебираю в памяти свои скитания по резиденции Созидающих. Что я сломал? Разве только… Зеркало. Но его ведь можно сделать заново? Или я ошибаюсь? Ладно, фрэлл с предметами обстановки. Проехали. А вот другая причина… — Вы сказали «заставил волноваться». Кого и почему?

— Я должна давать тебе отчёт? — Синие глаза грозно сузились.

— Было бы неплохо! — мечтательно протянул я.

— Ещё не наступило то время, когда…

— Оно может наступить? — заинтересованно переспрашиваю.

— Не приведи Владычица!

Ни в глазах, ни в голосе сестры нет улыбки, но тщательная серьёзность всё равно кажется мне напускной. Да что творится на белом свете? Кто бы мне объяснил…

— Здесь упомянули моё любимое слово? — Вот у кого смешливости в избытке, так это у Ксаррона.

Веснушчатая физиономия выглянула из-за дверного косяка как лисья мордочка из норки, вызвав у нас с Магрит очень схожую реакцию. Правда, в моём выдохе было больше скомканных ругательств, чем в сестрином, но глаза Ксо восхищённо расширились:

— Впервые наблюдаю столь дивное единодушие в отношении себя в хоровом исполнении! Браво! А повторить сможете?

И мы повторили. На сей раз громче и членораздельнее, причём смысл пожеланий колебался от «А не пойти ли тебе?..» до «Ты у меня получишь!». Разумеется, кузен уцепился за последнее:

— Мечтаю получить, драгоценная! Не подскажешь, как скоро и в каком объёме?

— Я не собираюсь делать это собственноручно. — Магрит поняла опрометчивость угроз и пошла на попятную.

— Велишь слугам меня вышвырнуть? — Ксаррон позволил себе тонко усмехнуться. — Занимательное зрелище получится.

— Что тебе нужно? — рыкнула сестра.

— О, такую малость, драгоценная… Твоего младшего братика.

— Зачем?

— Сразу бы так! А то сначала площадная ругань без причины, и только потом…

— Короче!

— Я уже упомянул про своё любимое слово?

— Ты с него начал, — подтверждаю я, чтобы избежать нового витка препирательств.

— И что это за слово? — Если бы Магрит так хмуро смотрела на меня, я бы испугался. Честно!

— Слово? Отчёт конечно же!

— И каким образом…

— Моя матушка обожает, когда перед ней отчитываются.

— Тилирит? — Брови сестры сдвигаются ещё ближе.

— Тётушка Тилли? — Это уже я подаю голос.

— Поразительная слаженность! — Ксо не может удержаться и аплодирует, чем доводит Магрит до предела. А предел моей сестры состоит в том, что она удаляется, всем своим видом выражая презрение утомившему её собеседнику.

Это и было проделано. С привычным для стороннего наблюдателя (то есть вашего покорного слуги) блеском. Но на мгновение синий и зелёный взгляды всё же встретились. На очень долгое мгновение, как показалось мне, хотя уверен: кузен считал иначе. По крайней мере, Ксо так и остался стоять в дверях, повернув голову, словно надеялся, что Магрит обернётся и рассерженные глаза сделают ещё один выстрел по голодной до попаданий мишени.

Как ни хотелось узнать причину, по которой я должен предстать пред очами одной из самых опасных женщин, которых когда-либо видел этот мир, задержка, подаренная кузеном, пришлась как нельзя кстати. В частности, для того, чтобы выявить и оценить материальный ущерб.

Ущерб чему, спросите? Моему бренному телу, разумеется. Купель никогда не считалась местом, полезным для долговременного пребывания, посему можно было предположить некоторые повреждения. Можно. Было. Но беглый осмотр показал: всё как всегда. В меру убого, в меру здорово. Исключение составляла кисть правой руки, прячущаяся под плотной повязкой: пальцев я не чувствовал. Только выше запястья рука вела себя как следует, а ниже — совершенно отказывалась подчиняться. Интересно — почему? Я так сильно её повредил или осколки Зеркала оказались для меня опаснее, чем думалось? В любом случае, раз уж жить не хочется, так какая разница — здорова рука или нет: мертвецу безразлично состояние конечностей, не так ли? И я всё ещё могу…

— Проснулся? — Вопрос непраздный. Да и Ксаррон задаёт его с видимым интересом.

— А что?

— Для разговора с моей матушкой нужно быть в полной боевой готовности.

— Да неужели? — Спускаю ноги с кровати. Обуви на коврике не наблюдается. Куда и зачем убрали, чистюли? Ну, доберусь — всю шерсть из ушей повыдергаю!

— Если не хочешь проиграть с разгромным счётом, — поясняет кузен, подпирая спиной косяк.

— Веришь или нет, меня совершенно не волнует исход нашей встречи. Разгромным будет счёт или нет… плевать.

— Что-то я тебя совсем не узнаю. — Ксо нехорошо щурит глаза. — Раньше ты боялся Тилирит до дрожи в коленках.

— И сейчас боюсь.

— Непохоже.

— У меня просто не хватает сил, чтобы трястись. — Кстати, это правда. Сил почти не осталось. Как говорится, и рад бы испугаться, да не получается.