Марк Лоуренс - Ошимское колесо

После воды и соли самый важный фактор в пустыне, это скука. Некоторые в таких условиях прекрасно себя чувствуют, но я всегда стараюсь не оставаться наедине со своим воображением. Если не хочешь погрузиться в неприятные воспоминания или в неудобную правду, то важно чем-то занять себя. Уже одно это многое говорит о моей юности. В любом случае, в тишине пустыни, где поговорить можно лишь с верблюдами да язычниками (причём, все они слабо понимают язык Империи), человек остаётся беззащитным и становится жертвой мрачных мыслей.

Я держался, пока мы не добрались до побережья. Но последний переход по узкой полосе песка между бескрайним морем и бесконечной границей дюн сломал меня. Одной прохладной ночью мы стояли лагерем близ каркаса какого-то огромного океанского корабля, который, по иронии судьбы, заплыл в порт, где соли было больше, чем в морской воде. Я бродил среди его голых покрытых солью балок, торчащих из берега, и, положив руку на древнее дерево, мог поклясться, что слышу крики тонущих моряков.

Той ночью заснуть никак не удавалось, и под разбросанными по небу яркими холодными звёздами снова явились мои призраки и утащили меня в Ад.

– Разве тут не должно быть моста? – спрашиваю я, уставившись на быстрые воды реки Слидр. До неё я воды в Аду не видел. Река по меньшей мере в тридцать ярдов шириной, а на другой стороне из чёрного песка на берегу вырастают осыпающиеся чёрные утёсы. Они ступеньками поднимаются к освещённому мёртвым светом небу, и над ними собираются тёмные, как дым, облака.

– Мост есть на реке Гъёлль, а не на Слидре. Тот мост называется Гьялларбру. Скажи спасибо, нам не надо по нему идти – его охраняет Мо́дгуд.

– Мо́дгуд? – На самом деле знать мне не хочется.

– Великанша. У той реки дальний берег завален трупами. Там строят Нагльфар – корабль из ногтей, который Локи поведёт на Рагнарёк. И за тем мостом стоят врата Хель, которые охраняет пёс на цепи, Гарм.

– Но нам же не придётся…

– Ял, мы уже за вратами. Ключ, дверь – всё это привело нас в Хель.

– Просто не в тот участок?

– Надо пересечь реку.

Меня ведёт вперёд скорее жажда, чем недостаток осторожности – она заставляет меня промчаться эти последние ярды до берега.

Я добираюсь до отмели.

– Ага. Это вряд ли. – Дно реки быстро опускается и теряется в темноте, хотя быстро струящиеся воды неестественно прозрачны. Пересечь такую реку было бы непросто в любых обстоятельствах, но когда я встаю на колени, чтобы попить, то замечаю нечто поистине поразительное. Вопреки здравому смыслу по течению несутся кинжалы, копья и даже мечи – все серебристо-чистые и сверкающе-острые. Некоторые направлены прямо по течению, другие крутятся, кося воду вокруг себя.

За моим плечом появляется Снорри.

– Она называется Река Мечей. Я бы не стал из неё пить.

Я встаю. Дальше клинки похожи на косяки рыбы. Длинной, острой, стальной рыбы.

– И что будем делать? – я смотрю вверх по течению, потом вниз. По обе стороны ничего, кроме размытых берегов, выходящих на пустоши.

– Поплывём. – Снорри идёт мимо меня.

– Погоди! – Я вытягиваю руку у него на пути. – Что?

– Ял, это просто мечи.

– Дааааа. Я как раз об этом. – Я смотрю прямо на него. – Ты собираешься нырять прямо в косяк мечей?

– Разве не этим мы занимаемся в битве? – Снорри заходит в воду. – Ай, холодная!

– Похуй холод, меня беспокоит острота́. – Я не трогаюсь с места.

– Слидр не пересечь при помощи моста или уловок. Это битва. Сразись с рекой. Смелость, отвага – вот что поможет тебе перебраться. А если не поможет, тогда попадёшь в Вальгаллу, поскольку умрёшь в сражении.

– Смелость? – Тогда наверняка я утону, ещё не начав. Если только простой переход вброд не представляет собой храбрость… а не обычную глупость.

– Или так, или оставайся здесь навечно. – Снорри делает ещё один шаг, и неожиданно он уже плывёт, вода вспенивается вокруг него, большие руки поднимаются и падают.

– Вот дерьмо. – Я ставлю ногу в воду. Холод проникает в мой сапог, словно его и нет, и простреливает ногу до кости. – Иисусе. – Снова резко вытаскиваю ногу. – Снорри! – Но он уже далеко, треть реки у него позади, он сражается с водами.

Воспользовавшись возможностью, я снова вешаю ключ на шею. В моих руках он горячий, ничего не отражает, даже небо. Интересно, если я попрошу Локи о помощи, истинный Бог заметит и утопит меня за предательство? Я страхую свои шансы, взывая к любому божеству, которое может услышать.

– Помогите!

Как я понимаю, Бог, наверное, очень занят, поскольку люди обращаются к нему постоянно, так что он, вероятно, радуется, когда молитвы переходят сразу к сути.

Я останавливаюсь, чтобы поразмыслить о несправедливости Ада, в котором нет озёр, что топят героев и удерживают трусов на плаву, зато здесь полно испытаний, в которых успех ждёт тех, кому нечем похвастаться, кроме сильной руки. Затем, без дальнейших размышлений, я пробегаю три шага и ныряю.

Я никогда не был силён в плавании. А если плаваю с мечом на бедре, то это всегда заканчивается ускоренным продвижением – но, к сожалению, лишь в сторону дна того водоёма, в котором я тону. Однако в Слидре остро заточенная сталь оказывается необычайно плавучей, и меч Эдриса Дина не тащит меня вниз, а наоборот поддерживает на плаву.

Я бешено молочу руками и ногами, мои лёгкие так парализованы холодом, что не в силах даже вдохнуть воздуха взамен того, что вышел из меня, как только я коснулся реки. Вода настолько ледяная, что холод проникает внутрь, в кровь и кости, переполняя мою голову. Я не чувствую ни рук, ни ног, но беспокоит меня не возможность утонуть, а холод. Глубоко в голове, в темноте, в которой мы прячемся, я съёживаюсь, жду смерти, жду, когда лёд до меня доберётся, и растопить я могу только воспоминания.

Я добираюсь до самого жаркого воспоминания из всех, что у меня есть. Это не палящая жара Саха́ра, и не потрескивающие объятия леса Гофау, охваченного пламенем. Передо мной разворачивается перевал Арал, затаскивает меня снова в то залитое кровью ущелье, набитое военными, которые кричат, режут и наносят удары, падают от ран, и красное время вытекает из их вен. Люди умирают, шепчут в какофонии звуков, обращаются к любимым и потерянным, зовут матерей. Последние слова замирают на посиневших губах – сделки с Дьяволом, обещания Богу. Я вижу, как очередной человек падает с моего меча, который почернел от крови. Он уже слишком тупой, чтобы резать, но ярд стали смертоносен, какими бы ни были его лезвия.

Перевал Арал помогает мне переплыть треть Слидра. Я фокусируюсь и понимаю, что острое содержимое реки пока не порезало меня на кусочки, но плыть ещё слишком далеко, а противоположный берег проносится мимо слишком быстро. Вдалеке я слышу рёв – низкий, монотонный рёв водопада. Подо мной слишком близко проплывает длинное серебряное копьё. Я снова начинаю плыть, безыскусно барахтаюсь в воде, и на этот раз меня ведёт битва в Чёрном Форте. Я вспоминаю тошнотворный звук, когда мой меч протыкает глаз, с хрустом пробивает кость глазницы и врезается в мозг викинга. Вмиг весь его пыл иссякает – марионетка из мяса, у которой обрезали все нити. Я отшатываюсь назад, и топор рассекает воздух перед моим лицом. Спиной я задеваю высокий стол и падаю на него, изгибаюсь, раскручиваю ноги. В доски, на которых только что лежала моя голова, врезается палаш, а я уже стою на столе, замахиваюсь и отрубаю руку, которая держит тот меч.