Марк Лоуренс - Ошимское колесо

– Режут барана. – Махуд тихо подошёл сзади, отчего я подскочил. – Отец тащил их сюда всю дорогу, чтобы произвести впечатление на шейха Калида и остальных на встрече. Пошли людей, говорил я, пусть приведут овец из Хамады. Но нет, он хотел попотчевать Калида хамидской бараниной, говорил, что тот почувствует разницу. Баран после пустыни жилистый, жёсткий, но у него есть свой аромат. – Говоря это, он смотрел на ха'тари. Сейчас они пешком патрулировали залитые лунным светом пески, изредка мелодично перекрикиваясь. – Отец хочет задать тебе вопросы о том, откуда ты явился, и кто дал тебе то роковое послание, но этот разговор будет после еды, ясно?

– Да. – По крайней мере, так у меня будет время состряпать подходящую ложь. Если я расскажу правду о том, где я был и что видел… ну, это вывернет им желудки, и они пожалеют, что поели.

Махуд и ещё один из сыновей уселись возле меня и принялись курить, передавая друг другу прекрасно выточенную длинную трубку из морской пенки. Судя по вони, они жгли в ней мусор. Я отмахнулся от трубки, когда они предложили её мне. Спустя полчаса я расслабился и лёг на спину, слушая ха'тари вдалеке и глядя на блестящие звёзды. В Аду очень быстро определение понятия "хорошая компания" сводится к "не мёртв". Впервые за целую вечность я чувствовал себя уютно.

Через некоторое время толпа у котелков поредела, и череда слуг стала заносить в самый большой шатёр результаты своего труда. Прозвенел гонг, и братья вокруг меня поднялись.

– Завтра мы увидим Хамаду. А сегодня будем пировать. – Махуд, тощий и угрюмый, выбил свою трубку на песок. – Сегодня я не встретился в оазисе со многими старыми друзьями, принц Ялан. Мой брат Джамин должен был встретиться со своей невестой. Хотя мне кажется, с этим он бы повременил, по крайней мере на день-другой. Будем надеяться, что в твоих предупреждениях есть смысл, иначе мой отец потеряет лицо. И ради наших братьев в песках будем надеяться, что ты ошибся. – С этими словами он пошёл прочь, а я поплёлся за ним следом в светящийся шатёр.

Я наклонился, откинул полог, закрывшийся за Махудом, и замер, мгновенно ослеплённый светом пары десятков фонарей с колпачками. Песок покрывал роскошный широкий шёлковый ковёр с изумительными красными и зелёными узорами. Там, где можно было ожидать стол и стулья, лежали коврики поменьше. Семья шейха аль Хамида и приближённые сидели вокруг центрального ковра, уставленного серебряными тарелками с горами еды: жёлтые, белые и зелёные горки ароматного риса; миски фиников и оливок; маринованные, сушёные и сладкие полоски верблюжьего мяса, сильно поджаренные над открытым огнём и усыпанные пыльцой пустынной розы; дюжины других блюд с кулинарными изысками.

– Садись, принц, садись! – Шейх указал на моё место.

Я вздрогнул, заметив, что половину сидящей за столом компании составляли женщины. Причём, прекрасные юные женщины, одетые в нескромное количество шёлка. Элегантные запястья прятались под впечатляющим количеством золота блестящих браслетов, а тщательно выделанные серьги спускались каскадами из множества лепестков, прикрывая обнажённые плечи, или собирались во впадинках между ключицами.

– Шейх… я и не знал, что у вас есть… – Дочери? Жёны? От своего невежества я захлопнул рот и сел, скрестив ноги, куда он мне указал, стараясь не тереться локтями с темноволосыми виде́ниями по обе стороны от меня, каждая из которых была соблазнительной, как суккуб, и каждая потенциально – смертельная ловушка.

– Ты не видел, что среди нас ходят мои сёстры? – Удивился один из младших братьев, чьё имя мне не запомнилось.

Я открыл рот. Это были женщины? Под кучами ткани у них могло быть по четыре руки и рога́, я бы и не заметил. Я благоразумно не позволил отвисшей челюсти издать ни звука.

– Мы закрываемся и ходим, чтобы ха'тари были довольны, – сказала девушка слева от меня – высокая, стройная, элегантная и вряд ли старше восемнадцати. – Этих пустынных людей легко потрясти. Если они приедут на побережье, то, должно быть, ослепнут, не зная, куда деть глаза… бедняжки. Даже Хамада – это уже для них слишком.

– Зато они бесстрашные бойцы, – сказала женщина слева от меня, возможно одного со мной возраста. – Без них пересечь бесплодные земли было бы сущей пыткой. Даже в пустыне есть опасности.

Напротив нас ещё две сестры делились наблюдениями, поглядывая в мою сторону. Старшая засмеялась во всё горло. Я отчаянно уставился в её подведённые тушью глаза, стараясь не смотреть в сторону полной покачивающейся груди под воздушным шёлком с россыпью блёсток. Мне была отлично известна репутация либанской аристократии – будь то вездесущие принцы, редкие шейхи или сам калиф: все они с легендарным рвением оберегали своих женщин, и из-за малейшего страстного взгляда готовы были кровно мстить столетиями. Что они сделали бы с человеком, который обесчестил девицу, оставалось на волю воображения.

Я раздумывал, не видит ли шейх во мне возможность для брачного союза, раз уж он посадил меня среди своих дочерей.

– Я очень признателен за то, что ха'тари меня нашли, – сказал я, не отрывая взгляда от еды.

– Мои дочери: Лила, Мина, Тарелль и Данелль. – Шейх благосклонно улыбался, указывая на каждую по очереди.

– Очень приятно. – Я представил себе все позы, в которых эти девушки могут быть приятны.

Словно прочитав мои мысли, шейх поднял свой кубок.

– Мы не настолько строги в своей вере, как ха'тари, но наши законы соблюдаем железно. Ты желанный гость, принц. Но, если только не обручишься с одной из моих дочерей, не прикасайся к ним и пальцем, если, конечно, желаешь его сохранить.

Я покраснел и зашумел:

– Сэр! Принц Красной Марки никогда…

– Прикоснись к ней не только пальцем, и я преподнесу ей в подарок твои тестикулы, которые позолотят, чтобы можно было носить их в качестве серёг. – Он улыбнулся, словно мы обсуждали погоду. – Пора есть!

Еда! По крайней мере, здесь была еда. Мне хотелось обожраться до такого состояния, что не осталось бы места даже для малейшей похотливой мыслишки. К тому же мне просто хотелось есть. В мёртвых землях голодаешь. От мига, когда туда попал, до мига, когда оттуда убрался, ты голодаешь.

Шейх забубнил свои языческие молитвы на языке пустыни. Это заняло чертовски много времени, и мой живот тем временем начал бурчать, а во рту потекли слюнки от всего, что было расставлено передо мной. В конце концов все присутствующие вставили по паре слов, и на этом дело кончилось. Все головы в ожидании повернулись к входу в шатёр.

Два пожилых слуги вошли внутрь с главными блюдами на серебряных тарелках, которые были квадратными, по арабскому обычаю. Сидя на полу, я мог видеть лишь горы еды, поднимающиеся над блюдами – несомненно, жареная баранина, с учётом резни, устроенной ранее. О боже, да! Мой живот заурчал, словно лев, привлекая одобрительные взгляды шейха и его старшего сына.