Дмитрий Зимин - Тригинта. Меч Токугавы

- На вашем корыте есть мороженное? - он растерялся.

- Мороженное?

- Ну да, такой, знаете ли, десерт. Разноцветные шарики в вафельном стаканчике… И чтобы непременно с шоколадным сиропом.

Он дернул щекой: шрам, вытянувшись в нитку, подскочил к виску.

- Простите. Мороженого, кажется, нет.

- Очень жаль.

Барон расслабился.

- Наоми… Вы неподражаемы. Я восхищаюсь вами, но иногда… вот прямо сейчас, например, мне хочется вас убить!

Наклонившись через стол, очень близко, почти интимно - так, что ноздри Ростова затрепетали, а зрачки расширились, я произнесла тихонько:

- Такая же фигня, господин барон. Такая же фигня.

Долгую секунду мы смотрели, не отрываясь, друг другу в глаза, затем одновременно выдохнули и откинулись на спинки кресел.

Я закурила и стала смотреть на реку. Было раннее утро, в небе ни облачка, и солнце начинает припекать. Но мне это даже нравилось: давненько я не бывала на солнышке… Подставив лицо лучам, я закрыла глаза. Интересно, что делает Тристан?

- "У бога нет мертвых". - сказала я, не открывая глаз. - Что это означает? - Ростов сердито засопел. - Бросьте, барон. По телефону вы сказали, что я могу задавать любые вопросы.

- Что вы хотите знать?

- Всё.

- Это слишком много. Давайте поконкретней.

Встрепенувшись, я развернулась и посмотрела ему в глаза.

- Вы знакомы с Никодимом? А с Ярристом? И почему я о вас раньше ничего не слышала? Откуда вы знаете мою мать? Вы сказали, что я на неё похожа…

- Остановитесь! - Ростов выставил открытые ладони. - Нану с простого: с вашей матушкой я знаком потому, что женат на её сестре. Был женат.

- А что так? Она вас бросила?

- Ниоба умерла.

По его лицу вновь прошла судорога.

- Простите.

- Не стоит. - он налил себе кофе из серебряного кофейника. От напитка шел пар, я тоже подставила чашку. - С вашими наставниками я знаком довольно давно, и с вами тоже - заочно. А почему обо мне не слышали вы - спросите у Ярриста, например.

- Не могу. - я притворно вздохнула. - Мы с ним, как бы это сказать, в ссоре.

- Из-за того, что вы устроили в замке Лучано?

- Не только… Как вы думаете, если я потребую меч, он отдаст? Ведь Счастливчик, по вашим же словам, передал его мне официально…

- Сомневаюсь. У Ярриста на вас другие планы.

И он замолчал. Проговорился Ростов будто бы совершенно естественно, тем не менее, я уже ни в чем не была уверена. Но наживку пришлось заглотить.

- Планы? Что вы имеете в виду?

Он вздохнул, попробовал кофе, добавил капельку сливок, снова попробовал… Я опять закурила. Выпустила дым барону в лицо. Он не повелся. Затем спросил:

- Вам знаком термин Ш’хина?

- Да… Как вам сказать… - неожиданная смена темы меня обескуражила. - Кроме того, что у меня родимое пятно в форме буквы "шин", похожее на трехлепестковое пламя, не особенно.

Говорил Никодим: "Шин" - это триада: Кетер, Хохма и Бина. Внутреннее ощущение, осознание присутствия Всевышнего...

- Признаюсь, я этим абсолютно не интересовалась. - я делано пожала плечами.

- Поразительная беспечность.

- Да объясните толком, в чем дело? При чем тут я? Я думала, это просто пятно! Мало ли у кого что на задн… - я осеклась. Барон сделал вид, что не заметил.

- "Шин" - это и есть Ш’хина, то есть вы! Наоми, будьте, наконец, серьезней!

- Ладно, ладно! Я вас слушаю.

Он почти закатил глаза. Почти… Но, видимо, воспитание не позволило вести себя столь вульгарно.

- Ш’хина - это душа мира.

Я икнула. Смяла недокуренную сигарету, отхлебнула кофе…

- Вы в своем уме, барон? Нет, я не спорю насчет качеств Ш'хины! Я спрашиваю: вы хорошо подумали, отождествляя с мировой душой именно меня? Меня! - вынув «Зиг-Фрид», я с грохотом опустила его на стол, между чашек и блюдец. Ребяческий жест…

- Просто вас так воспитали, Наоми. Вы не виноваты. Они решили: раз Ш’хина, эта наиболее близкая к материальному миру частица Господа, слишком уязвима - нужно её искусственно укрепить. Пусть она будет сильна духом, крепка телом…

- Пусть она будет убийцей? - он пропустил мой вопрос мимо ушей и продолжил, глядя куда-то в небо:

- Ш’хина дарит людям способность любить. Светло и бескорыстно. Любовь подавляет в человеке стремление к удовлетворению собственных эгоистических инстинктов. Это чувство усиливается при совершении подвигов, дарящих радость любимому человеку… Бескорыстие и постоянство - главные атрибуты любви, те признаки, что позволяют отличить настоящее чувство от тысячи подделок. Как солнце светит всему миру, так и Ш’хина распространяет любовь на всё живое…

- Остановитесь, барон! Вы… не понимаете! Вы ничего не знаете обо мне! - хотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы вывести из идиотского транса. - Моя жизнь - это кровь, предательства и смерть. Не любовь. - начав с крика, я закончила шепотом, пытаясь сдержать невесть откуда набежавшие слезы.

- Бедная девочка. Они решили купить вами спасение… Но это невозможно.

- Кто это «они», барон? Кто?

- Вы узнаете. Со временем.

- Это Яррист, да? - он молчал. Но уж больно неуклюже барон проговорился о планах Учителя на меня…

- Но… Почему? Почему я?

- Ш’хина - слишком редкое явление. Нельзя упустить шанс.

- Яррист любит меня!

- «Бог сказал: Авраам! Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака: И пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе.»

- Да это же было очень давно! - я задохнулась. - С чего вы взяли, что всё должно повториться? Я - не ребенок! У меня своя душа, своя воля…

С грохотом отодвинув кресло, я вскочила и отвернулась к борту, уставившись в тёмную воду. Схватилась за поручни, до боли сжала пальцы… Что он несет? Какое, Ктулху его задери, всесожжение? Что это вообще значит?

Говорил Никодим: ошибка в том, что они всё время пытаются толковать слова Господа. Бог же всегда буквален, и говорит исключительно то, что имеет в виду.

Подойдя к Ростову, я нависла над ним:

- Бог остановил руку Авраама. Он ведь не дал ему зарезать сына! Что вы на это скажете?

- Вы правы. Господь остановил нож. Но Авраам-то не знал, что так будет. Он был преисполнен решимости выполнить приказ.

- Бог уже давно не говорит ни с кем! Он не мог приказать убить меня!

- Господь говорит через вас, Наоми. Вы - тот самый нож.

Тёплые, пахнущие пирожками объятия бабушки, шелест саржевого кимоно деда, запах акварельных красок и мокрой беличьей кисточки…

Оплетенная красным шнуром рукоять меча, его успокаивающая тяжесть и простота. - «Вот человек стоит на распутье между жизнью и смертью. Как ему поступить?» - дед бережно, через рукав кимоно, касается лезвия.

- «Пресеки свою двойственность, и пусть меч сам, один, стоит против Неба.» - отвечаю я. Дедушка улыбается одними глазами.